— Не то чтобы он что-то планировал. Просто действовал по ситуации. Он это признал. Установление отцовства доставило бы мне много неприятностей, а может, и открыло двери его сыну к управлению компанией, если бы мой наследник оказался чужим ребенком. Вот, собственно, и все, до чего он успел додуматься.
— Боже!
Если бы подмену не заподозрили, Октавия прослыла бы неверной женой.
Внезапно голос Алесандро зазвучал у нее за спиной.
— Еще мне недавно угрожали, и выяснилось, что за этим тоже стоит Примо.
— Что?
— Я тебе не говорил, ты и так переживала из-за беременности. Мне хотелось, чтобы ты была под наблюдением врачей здесь, но есть и другая причина. В Неаполе ты бы подвергалась опасности, потому я и не хотел, чтобы ты приезжала.
— И все это из-за зависти к тебе? Да нет, он просто наказывал меня.
— Он, конечно, не обрадовался нашему браку. Женись он на тебе и получи доступ к состоянию твоего отца, смог бы побороться за место управляющего. Но наша свадьба стала окончательным крахом его надежд. Ему не оставалось ничего другого, как нанести удар по моей личной жизни.
— Он болен, ты понимаешь. Вся эта канитель с моим отцом была скорее стратегическим шагом, нежели желанием обзавестись женой.
— Я понимал, что брак значительно улучшит его шансы.
— Ты женился на мне, чтобы отобрать у него это преимущество.
Мелочи, которые она припомнила про вечер их знакомства, внезапно обрели новый смысл. Например, вдруг стало ясно, отчего у Алесандро был такой строгий, оценивающий взгляд.
— Ты хотел остановить это, любым способом. Пытался отговорить меня, а сам решил сделать мне предложение. Это всего лишь хорошо продуманный шаг, чтобы держать в узде Примо.
— Это предосторожность. В конце концов, я все равно хотел со временем жениться, а мы идеально подходили друг другу.
— Ничего подобного! Если такова истинная причина сделать мне предложение, мы не могли подходить друг другу.
— Не расстраивайся.
— Уже расстроилась!
— Октавия, успокойся. — Голос мужа был таким спокойным и повелительным, что ей захотелось ударить его. — Сегодня был тяжелый день, и ты еще не оправилась от операции. Обдумай все, и завтра поймешь меня лучше.
— Он пытался забрать нашего ребенка, потому что ты забрал у него жену. Почему ты так спокоен? Неужели тебя это не расстраивает?
— Расстраивает. Но тебе не стоит переживать. Полиция забрала его на допрос. Больница подает в суд за перемену ярлычков, а я подумаю об иске по поводу угроз, когда мы приедем в Неаполь. Слишком много свалится проблем. Примо больше не появится в нашей жизни, да и в компании тоже. Мы сделаем так, чтобы оставить этот день в прошлом.
Октавия, потеряв дар речи, смотрела на него. Неужели он и впрямь считает, что все так легко забудется? Как он похож на ее родителей, те постоянно твердили: «Щенок — это обуза, старые книги давно пора выбросить, а подруге больше не стоит приходить, все равно скоро окончание школы». Значит, для Алесандро она нечто вроде награды, вовремя выхваченной из рук брата. Ей хотелось свернуться в клубочек и заплакать, но теперь у нее сын, о котором нужно заботиться. Она чуть не потеряла его в своем стремлении быть послушной и покладистой. Больше этого не повторится.
— Я не поеду с тобой в Неаполь.
Глава 5
Алесандро вспомнил собственные слова, сказанные Октавии: «Но ведь именно в Неаполе будет расти наш сын. Разумеется, ты должна находиться рядом с ним».
Не стоило этого говорить. Он чувствовал себя виноватым, что не сдержался, услышав отказ жены. Примо чуть не лишил его семьи, и на миг Алесандро показалось, что брат преуспел. Гнев и боль, сдерживаемые целый день, прорвались наружу. Нельзя позволить кузену одержать победу.
Октавия молча смотрела на него, в ее взгляде читались изумление и боль, а в лице не было привычной мягкости и кротости. В глазах сверкала ярость. Казалось, между ними повисла грозовая туча. Ярость сменилась холодным презрением.
Алесандро хотелось выдернуть металлическую перекладину, ограждавшую кровать, вытащить жену и продолжить разговор. Пришлось приложить все усилия, чтобы успокоиться. Тут вошла медсестра. Лоренцо проголодался. Октавия вышла, даже не взглянув на мужа, и не вернулась.