Притворная дама его величества

Собравшиеся хохотали. Все, даже старушка трясла головой так, что я начала опасаться — отвалится. Смешно, наверное, я не спорю, знать бы еще — что смешно. Я надеялась, не все в этот момент вообразили, как моя голова печально прыгает с плахи.

— Смешное дитя, — сквозь смех проговорил маркиз, — лошадь! Она сказала — лошадь! Корова! Ха, ха!

У меня мелькнула догадка. Лошадь и есть лошадь, это я уже знала, но что если знание языка у меня неполное и слово «корова» здесь значит не то, что я думаю? «Склеп» по-польски всего лишь магазин, а не похоронное бюро, как я считала первое время… 

— Ну, полно вам, господа, — король тоже от души посмеялся. — Девица де Аллеран дочь графа, а не кухарки. 

Ну, в принципе, ты недалек от правды…

— Какой крестьянин отдаст корову, милое дитя, — пояснил мне маркиз. — И кто отдаст лошадь? Лошадь вместо человека! 

Но что-то в его лице было странным. Напряжение? Задумчивость, которая нет-нет да и проглядывала сквозь смех? Ему… понравилась эта идея? 

Никому не приходило в голову раньше, что так могло быть. Никто ведь не думал, почему яблоки падают только на землю.

Король резко махнул рукой, и смешки стихли. 

— Шахматы, — объявил он. — Гастон?..

Его величество поднялся, а Гастон, судя по всему, с большим удовольствием свалил отсюда куда подальше, но пришлось идти за королем в уютный уголок возле камина, а потом открылась дверь, и герцогиня с перекошенным от злости лицом — так, чтобы никто, кроме меня, это не видел — толкнула меня в объятия Пьера.

Чем-то все это кончится, мрачно подумала я. Но хоть в объятия Пьера, не палача, уже какой-то бонус.

Мне нужна книга, подумала я. Та самая Книга Откровений и Заповедей. И молитвослов, мне нужна церковь.

— Мне надо помолиться, — твердо сказала я. Мы стояли в коридоре, мимо нас сновали люди, похоже было, что дворец к чему-то готовился. Я надеялась, что не к чьей-нибудь казни, но все могло быть. — Мне нужна церковь.

— Как скажет ваша милость, — не стал спорить Пьер. Моя репутация уже давала о себе знать. 

И он потащил меня куда-то в сторону. Я думала, что, если бы он мог, он снял с меня колье и дал пинка под зад, может, и не фигурально, но людей было слишком много, чтобы устраивать подобный цирк. Церковь, церковь… хорошо, если там молятся так же, как мы молились с утра — про себя, а не поют молитвы. Перспектива у меня была все еще так себе, а библиотека — есть тут библиотека? Скорее всего, конечно же, есть, но вот просьба отвести меня туда будет явно воспринята с недоумением. Читать та же Адриана, бесспорно, умела, да и в навыке Маризы не сомневались даже в деревне, но одно дело — читать богословские книги, другое — все остальное. 

Я назвала бы это «часовня» — такие есть почти в каждом аэропорту. Мы прошли к ней через двор — мог бы быть этот двор и попристойней, но если такой апрель… как выглядит январь, я и хотела, и одновременно не хотела узнавать. Кустики намекали на то, что, по идее, здесь даже что-то цветет, но мне показалось, что растения давно мертвые. Чисто, по сравнению с городами и деревней — уже огромный плюс местной прислуге.

Часовня, капелла… называли это место по-разному, здесь, как я поняла, просто — «церковь». Очень скромная, треугольной формы, гулкая, освещенная свечами, каменные своды терялись где-то вверху, по обеим сторонам от прохода стояли скамейки — все как у нас… а нет, были отличия. Нет икон, нет лампадок, свечи только для освещения, а там, где в наших церквях был аналой, три статуи: мужские — по краям, женская — посередине. У одного мужчины в руках был меч, у другого — книга, а у женщины — что-то похожее на мешочек. Средство! Значит, это святая Анна, а мужчины — ее братья. А над ними? Над ними висела звезда, невероятно красивая, внутри нее горели свечи, и поэтому в полутьме церкви звезда сияла, и от нее к статуям святых спускались три ленты. За спинами святых сходились стены и снова горели свечи. Но сделано умно, так, что ничто не воспламенится.

Подножие статуй было усыпано цветами. Я наклонилась — живые! Живые цветы в этом филиале холодного дикого ада, нежные, пахнущие летом и свежестью. Я задрала голову к потолку и увидела фрески. Специально, наверное, чтобы молящиеся чаще вспоминали, как любит их господь, под самым потолком тоже были щедро натыканы свечи, и прекрасно читалась история: плывущий корабль, бесчинства шкипера, молитва Анны… вот — серьезно? — опять святая Анна в какой-то пещере, а перед ней — лежащая женщина, как интересно… Было досадно, что мне скверно видно. Но что-то неуловимо-знакомое было, конечно, было… Я видела подобное еще в своем мире, не Анну, а женщину… 

Надо вспомнить. Обязательно надо. Это ведь та самая часть легенды, вот и рядом фреска, на которой Анна молится, а еще — та, на которой ветер рвет у нее из руки платок. Это не выдумка, у них было Средство, но что-то случилось и рецепт оказался утерян. Меня не покидало ощущение: если я поймаю воспоминание, чем-то смогу помочь.