Драко посмотрел на Гермиону с каким-то подозрительным прищуром и взял в руку её протянутую ладонь. Он едва коснулся губами выступающих костяшек, как где-то сбоку послышался звонкий голосок Астории, заставивший его резко отпрянуть от предложенной руки, словно от удара током.
— Блейз, здравствуй, — махала она, улыбаясь во все зубы. — Я уже приглашений десять выслала, почему ты не приходишь в Мэнор?
Гринграсс подошла поближе и, не сразу замеченная ею, Гермиона слегка отступила, пятясь к зеркалу.
— Оу, Гермиона Грейнджер, — её брови поднялись, но она не переставала улыбаться. После короткого поцелуя от Забини, девушка обошла мужчин и расцеловала поражённую гриффиндорку в обе щёки в традиционном приветствии.
После её появления на приёме в Мэноре, Гермиона вполне могла считаться близким другом, почти родственником, потому что на это мероприятие были приглашены только самые приближенные к семье люди. Наивная Астория предполагала, что у Забини серьёзное влечение к этой девушке, а предрассудков по поводу чистоты крови она сама никогда не имела и даже презирала их с самого раннего детства, пытаясь досадить старшей сестре — зануде и снобу, наследнице дома Гринграссов — Дафне.
Забини хоть и не был наследным принцем замков и земель, всё же происходил из уважаемой семьи с неплохим достатком и традиционным воспитанием. Она считала его названым братом Драко, единственным близким другом Малфоя ещё со школы, и его выбор по части дамы сердца нисколько её не задевал. Напротив, она считала Гермиону Грейнджер очень достойной волшебницей, и хотя та, будучи на два года старше, скорее всего, даже не знала имени Астории до того самого дня на приёме в Мэноре, её слава всегда была на шаг впереди. И несмотря на то, что вся семья открыто выражала своё многовековое нетерпение к таким семьям, как Грейнджер, младшая Гринграсс плевала на глупые предубеждения с высокой колокольни.
Эти предрассудки чуть не отняли у неё друзей, родителей и самого Драко, который натерпелся во время войны и даже после успел хлебнуть славы бывшего пожирателя смерти.
— Тебя можно поздравить? — воодушевленно спросила Астория, абсолютно игнорируя превратившегося в статую Драко и странно ухмыляющегося Забини.
— О, нет, — Гермиона сделала ещё один шаг назад, будто бы действительно опасалась за своё здоровье, находясь так близко к Гринграсс. — Просто Блейз постеснялся и попросил меня примерить для него платье, а я вот говорю, что он в этот корсет точно не влезет, но кто же меня слушал, — совершенно серьезно возмущалась она и к её глубочайшему удивлению, Астория искренне рассмеялась этой абсолютно несмешной шутке. — Пойду присмотрю что-нибудь посвободнее.
Гермиона почти сбежала, из последних сил контролируя шаг, чтобы не ломануться через весь зал, как какой-нибудь дикий зверь. Она с остервенением зашторила примерочную и прислонилась наполовину голой спиной к прохладной стенке. Корсет действительно ужасно давил, стягивая рёбра, и ей пришлось пошарить в карманах куртки, чтобы найти волшебную палочку и расслабить шнуровку. Мадам Прикер постаралась на славу, видимо решив для себя, что кислород в ближайшее время Гермионе не понадобится и зашнуровала платье так сильно, что снять его без посторонней помощи или волшебства совершенно не представлялось возможным.
Но к великому удовлетворению Грейнджер, шнурок поддался и ослаб, да так резко, что ей пришлось подхватить лиф рукой, чтобы он не упал на пол, обнажив её торс.
Разговоры в зале стихли, и Гермиона позволила себе расслабленно выдохнуть, нисколько не жалея о том, что старуха-продавщица так и не посмотрела на платье. Гладкая стена приятно холодила спину, а заодно и кипящие в черепе мозги.
Столкнуться нос к носу с будущей женой Малфоя да ещё и в таком виде — шоу достойное лучших помостов Бродвея. Она и так с трудом свыклась со своей новой ролью «почти любовницы почти женатого парня», а здесь её настойчиво пихнули в эту правду лицом, испачкав щёки в зловонной грязи, и презрение к самой себе вышло на совершенно новый уровень.
Джинни бы обязательно спросила: «Гермиона, что это с тобой?», и вряд ли бы дождалась ответа.
Что с тобой?
Да кто знает.
Она могла недоговаривать друзьям, могла строить невидимые стены между собой и магическим миром, могла развлекаться с Забини, находить утешение в стакане и косяке между губ, и даже в своей постели, но остаться наедине с собственными мыслями и переживаниями было настолько страшно и противно, что Гермиона предпочитала вовсе ни о чём не думать. Принимать события такими, какие они есть, и плыть по течению жизни. Она ещё в Хогварсте устала вечно всё контролировать. Оценки, слова, эмоции, собственных друзей и однокурсников. Стоило перешагнуть порог восемнадцатилетия, и она быстро поняла, что её одержимость планами, карьерой, даже чёртовым распорядком дня принимает какой-то нездоровый оборот.