Привет, Яга! — 2

Музей имени меня смотрел на меня из посылочного ящика. Ну, наверное, я именно этого и ожидал. Здесь аккуратно было собрано все, что связано со мной хотя бы немного. Да Настёна богатейка, оказывается. А у меня хранятся, тщательно отполированные, лишь воспоминания. Правильнее всего было бы забрать этот ящик с собой и сжечь на пустыре, чтобы бывшая подруга могла все забыть и спокойно жить дальше. Не такой уж я ценный субъект, чтобы хранить это барахло. Память о нашей общей несбывшейся жизни – от начала и до самого…

Мне стало любопытно. Здесь не хватало одной бумажки, которая должна была давным-давно освободить Таську от меня. Я начал вынимать эти дурацкие сокровища одно за другим, пытаясь найти свою похоронку. Она точно должна была лежать здесь. Мои все умерли, и Настёна просто обязана была эту бумажку прибрать в свой ящик с воспоминаниями. На секунду почудилось, что в нем лежит труп меня самого в детстве.

Предметы были теплыми. Их наполняло ее горе, ее любовь, но это был уже не я! Я давно умер, и все вокруг должны были с этим смириться. Хотя, кажется, я и сам еще не смирился, вот в чем проблема.

Я сел на пол. Вокруг валялись куски моего детства. Было больно, но терпимо. Больнее будет, если Настя так и состарится без меня… вернее, без кого-то другого. Где же, в конце концов, эта похоронка? Скоро уже все вернутся.

Рядом раздались шаркающие шаги. Я в смятении поднял голову. На меня смотрела баба Маня – старая и сухонькая, почти прозрачная в своей длинной застиранной ночной рубашке. Она встала! Я вскочил, чтобы подхватить легкое тело – старушка покачивалась на ногах и могла в любой момент упасть. Бабуля смотрела на меня.

– Значит, вернулся все-таки!

– Нет, Бабмань, – выдавил я из себя, – не вернулся.

Но она ничего не слышала.

– А Таська-то все тебя ждет.

– Я знаю.

Старушка глядела на меня из своего внезапно пробудившегося разума. Ее не удивляло возвращение блудного жениха, совсем не изменившегося за пятнадцать лет.

– Я-то тебя похоронила, прости уж старуху. А она все никак. Говорит: раз извещения о смерти по почте не прислали, значит живой… А мать твоя, покойница…

Я держал Бабманю уже почти на весу. Старушка качалась все сильнее. Я подхватил ее и отнес в кровать. Уложил седую голову на подушку, поднял с пола одеяло и прикрыл высохшее тело. Бабуля опять уходила из этого мира. Не насовсем еще, наверное, но сознание ее утекало куда-то… – Может, на Ту Сторону, – подумал я.

Два слова все гудели в моей голове: «Извещения не прислали». Вот в чем причина! Вот почему она ждет! Эти суки канцелярские даже не смогли обо мне похоронку правильно оформить. А у девчонки теперь вся жизнь – одно ожидание.

Я тщательно, в нужном порядке, собрал «сокровища» назад в деревянный ящик. Вот так бы заколотить крышку, да и в землю – правильнее будет. Но нельзя! Я призрак, а призраки не оставляют на полу разбросанные бумажки и не воруют посылочные ящики с воспоминаниями.

Перед уходом я не удержался, на секунду приник к Настиной подушке – просто почувствовать ее запах, добавить его в свою копилку. Подумал, что мои-то сокровища прочнее будут, чем старые бумажки, хоть и лежат они у меня в голове. Зато какие яркие, прямо как новые!

Полчаса спустя я прилетел в почтовое отделение, самое дальнее от нашего дома. Люди из очереди рассеянно оглянулись на шум. Я присел за общий стол, окунувшись на секунду в воспоминания: особый почтовый запах мне всегда нравился, а сургуч, которым запечатывались посылки, в детстве хотелось съесть – так похож на шоколадку. Пластмассовое перо и чернила тут стояли всегда, стопка бланков для телеграмм подойдет. Много писать я не собирался. Не задумываясь ни на секунду, на обратной стороне серой бумажки я вывел твердым взрослым почерком:

«Уважаемая Анастасия, пишет вам товарищ вашего друга детства. Звать меня Василий Андреевич, и мы с Васей когда-то сражались вместе против фашистских захватчиков…»

Глава 5. Как водит Лесовик

Согласно народному этикету, отправляясь в лес, следовало попросить разрешения войти в него у «хозяина». Согласия лешего следовало просить и на любую деятельность в лесу.

Нельзя, отправляясь в лес, говорить, что ты идёшь ненадолго – это решать не человеку, а Лесному Хозяину.

Лешему не нравится, когда в лесу бранятся, шумят, поют, а тем более свистят, он может рассердиться и начать водить человека по кругу, за это его еще называли блуд, шатун и водила.