Привет, Яга!

Наконец нам показалось, что по полу больше никто не шмыгает.

— А сколько их всего было, может посчитать?

На мое разумное предложение Сюня, похоже, обиделась.

— И чего их щитать-то! Кто же такое щитает? Чай, не денюжки. Вот еще, удумают, щитать чё ни попадя. Несчетные оне!

— А если тут кто останется?

— Да, поди, всех словили. Ежели кто шмыгнет, вы его тапкой, да и ладно! — дала Сюня ценное указание. — Пошли уже, чего встал-то, хобяка бесталанная? Вишь, у тебя все коргорушеньки-то убёгли. Пошли говорю, фуфлыга! — заторопила она Чапа, который стоял с блаженным видом, набегавшись за злыднями, и болтал с Шипом.

Старичок уже давно ушел, пара домовых тоже торопилась на выход. Попрощавшись и повинившись десять раз, пара с корзинкой наконец-то потопала в сторону леса. Сюня все еще продолжала распекать своего «захухрю», что у него «все коргорушики-то распотерялися». Василий задумчиво смотрел им вслед.

— И все-таки я того старичка не помню, — произнес он наконец. — Странно все это.

— Маленькие поганцы нам чуть весь домик не разнесли! Может не надо было их пускать в наш мир?

— Ну, они действительно тут иногда живут. Я еще с детства помню, у нас их злыднями называли. Говорили, если такие в доме заведутся, будут все портить, пока хозяйство прахом не пойдет. Но, может, и правда домовые их в узде держат? Посмотри пожалуйста, в книге про такое не написано?

Мне стало ужасно приятно, что Василий может чего-то не знать и просит помочь, поэтому я сразу побежала полистать разрозненные тетрадки, вдруг и правда страничка про злыдней или коргорушей попадется.

— Да, кстати, забыл сказать, — Василий зашел в комнату вслед за мной и бухнулся на диван. — Завтра мы идем в твой университет.

Глава 6. Свет ученья

Обрести вечную молодость и дивную красу очень просто. Такое средство доступно абсолютно всем дамам и девицам.

Надо взять самый обычный…

(К сожалению, листик, на котором следовало продолжение, в книге так и не нашелся)

Утро следующего дня наступило как будто раньше положенного срока. Просыпаться не хотелось. В голове застряла мысль, что сегодня предстоит неприятное дело, но какое — забыла напрочь. Вроде как Василий вчера неудачно пошутил… Сквозь полудрему до меня донеслось тихое сопение, по комнате кто-то топотил и шуршал. Пришлось разодрать глаза. Возле полок с вазочками и статуэтками маячила невысокая лохматая фигура.

— Шип, зараза, ты меня разбудил, — пробурчала я и попыталась забраться назад в уютный сон.

Банник вообще-то редко шлялся по комнатам, но сейчас он стоял у полок, пялился на них как зачарованный и шептал непонятное:

— Глянь-ка. Экое яйко! ПестрО, вострО…

— Ты чего там бухтишь? — Мне стало любопытно, какая из новых фарфоровых финтифлюшек ему так понравилась.

«Финтифлюшками» мою коллекцию обозвал Василий. Я весь вечер украшала каминную полку в зале, а он пришел, увидел и поржал. Впрочем, как всегда. Пришлось с гордым видом уносить созданную красоту в спальню. Сюда мой помощник вместе со своим дурным вкусом не совался, поэтому комната стала территорией свободного искусства — в нее стекалось все, что Василий браковал или обзывал непонятными словами типа «кич», «мещанство», «моветон». Иногда и более понятными, например, «убери это немедленно» или «какая гадость».

Я приподнялась и глянула на Шипа.

— Ты чего там нашел?

Банник повернулся. В руках, перепачканных золой, он держал гнездышко из веточек. Я смастерила его сама для моего яичка — подарка от Древа. Куда девать презент и что с ним делать, никто не знал, даже Василий, поэтому мне пришло в голову сплести своими руками корзиночку. Ну, получилось гнездышко, тоже неплохо. Яичко уютно лежало в нем на мягкой травке, и на полочке смотрелось ужасно мило.

— Эх, како… костянО, мудренО…

— Осторожно, не разбей!

Яичко в корявых пальцах выглядело маленьким, хрупким и беззащитно-кругленьким. Понравилось оно ему, видите ли…

Мне всегда казалось, будто Шип сейчас чего-нибудь сожрет. В первый же день банник напомнил, что ему, как хозяину парилки, нужно оставлять подарочки — еду, значит. Когда Василий, улыбаясь, поставил на деревянную скамью кружку кваса и произнес слова про банника доброго, тот вылез из-под лавки, понюхал кружку и спросил, нет ли еще ТОГО гостинца. При этом на бородатой моське появилось очень умильное выражение.

Мы с помощником долго гадали, чего Шипу надо. Василий припомнил все, что любят банники: ржаной хлеб, соль, пиво даже. «Угощения» мы ставили в баню. В ответ лохматая голова только качалась и слышалось бормотание про ТУ, больно уж наваристу да сладку тверду кашу. После слова «сладку» в моей голове забрезжила догадка.

— Вась, похоже, я его на шоколад подсадила. Когда он в первый раз пришел, помнишь?

Василий вспомнил и опять долго ржал. Мой помощник вообще оказался каким-то смешливым. Серьезным я его видела так редко, что сразу пугалась.