Привет из прошлого

В деревеньку мы вошли в первых сумерках. Какая незадача, однако же: кажется, только-только я подхватилась, будучи спелёнутой бессовестными паладинами собственным одеялом, ан уже и день почти прошёл. Самое печальное, что со вчерашнего вечера у меня и маковой росинки во рту не было. А это плохо – желудок у меня с характером, без хорошей еды и взбунтоваться может.

Первой, на въезде в деревню, стояла добротная хата старосты. Одна из его замужних дочерей развешивала во дворе свежепостиранное белье. Узрев нашу оригинальную процессию (впереди – донельзя довольный собой охотник на чернокнижниц в дырявой окровавленной рубахе, следом я со связанными впереди руками, потом растрёпанный, недовольный всем миром Вэл и последними меланхоличные лошади моих похитителей), баба разохалась, бросила корыто и с поразительной для её корпуленции прытью метнулась в дом. Почти тотчас же хлопнула задняя дверь. Торопливые детские шаги прошуршали по крыльцу соседней хаты. Заскрипели ставни. Стукнула калитка. Затопали ещё ноги. Дёрнулись занавески сразу на нескольких окнах. По деревне понёсся торопливый шепоток. Где-то надрывно залаяла, а потом и вовсе зашлась в истерическом пронзительном вое собака.

– Странно, – задумчиво сообщил Арвин. Я мысленно согласилась с ним. Во мгновение ока главная (она же единственная) деревенская улица словно вымерла. Матери похватали играющих в пыли детей и растащили их по домам. Бабок, грызущих на лавках у ворот семечки, как ветром сдуло. Куры, явно почуявшие общее настроение, разбежались кто куда, и теперь посреди дороги с недоумённый бульканьем крутился только здоровенный пёстрый индюк. Впрочем, и он решил надолго не задерживаться: словно приняв какое-то решение, огромная птица развернула крылья и с явной натугой взлетела на самый низенький в поле её зрения заборчик. Судя по шуму и грохоту, с другой его стороны индюк уже не спланировал, а свалился.

Собака, по-прежнему дерущая глотку, внезапно замолчала, будто пасть ей заткнули кляпом. Точно в компенсацию, где-то впереди гулко и зло зарокотал набат.

– А вот это нехорошо, – от души поделилась своими наблюдениями я. – Совсем нехорошо.

– А то я не знаю, – оборвал меня Арвин. – Поспешай давай. Кто разберёт, что у них тут творится…

Вэл ткнул меня пальцем в спину, и я послушно «поспешала», не переставая удивляться про себя. Клёнушки – место на редкость сонное и спокойное. Свадьбу с мордобоем сельчане годами вспоминают, а уж хорёк, забравшийся в сарай и передушивший с пяток несушек, – тут и вовсе событие эпохального масштаба, о котором и внуки, и правнуки хозяев невинно убиенных кур помнить будут. Что же тут могло произойти, что аж в набат пришлось бить? Пожар? Наводнение? Нашествие волков?

Нашествие паладинов, как выяснилось. У колодца – центра местной общественной жизни – нас встретила настоящая делегация из всего более-менее боеспособного населения. Мужики сжимали в руках вилы, топоры да рогатины, с какими на медведей по зиме ходят. Самые крепкие и бойкие женщины держали ухваты, у некоторых за пояс передника были заткнуты тяжёлые деревянные валики для выбивания белья. В окнах соседних хат дрожали и дёргались занавески – там попрятались все остальные, кому не хватило «вооружения» или духу примкнуть к околоколодезному «ополчению».

Тут же стояла и грубо сработанная деревянная арка, под которой висел по-прежнему гудящий набат. На верёвке, привязанной к его языку, с улыбкой до ушей раскачивался внук старосты, шестилетний конопатый шкодник, похоже, считающий это ответственное поручение настоящим даром богини.

Я оторопело переглянулась с паладином. Толпа явно собралась здесь по наши души. И пропускать, кажется, не собиралась.

– Чего приключилось, люди добрые? – с трудом перекрикивая бой набата, поинтересовался паладин. – Беда у вас какая, или обида?

На мой взгляд, крестьяне с вилами да дрекольем мало походили на то определение, которым от щедрот наделил их воин свет. Куда как больше они смахивали на людей злых. Впрочем, озвучивать свою точку зрения я поостереглась. Кто знает, что за дело их на улицу ввечеру выгнало. Да, с жителями Клёнушек мы мирно сосуществовали бок о бок не один год – они продавали мне молоко, мясо и овощи, а я подчищала нежить, лезущую из леса и портящую поля, да как-то раз усмирила особо шустрого неупокоенника. Но, может, при виде паладинов у крестьян сознательность проснулась? Может, вспомнили они, что чернокнижнице под боком не радоваться надо, а бегом доносить на неё страже или даже сразу наместнику? И теперь местные от всей души хотят продемонстрировать свою законопослушность, и костёр огромный готовы сложить, ни дров, ни масла не пожалеть, чтоб горело жарче…