Привет, прощай и все, что между ними

– С каких пор ты играешь в футбол? – спрашивает Эйден у Клэр, которая проходит через кухню, зажав футбольный мяч под мышкой. Он забирает его у нее, встает у раковины и начинает перекидывать мячик из одной руки в другую.

– Не знаю, – отвечает Клэр, пожимая плечами. – По-моему, в колледже все это делают – ну, пинают друг другу мяч во дворике. Или это сокс[23]?

Эйден кидает ей мяч, несильно, и он летит над кухонным столом. Но Клэр умудряется не поймать его.

– Вот тебе и спортивная карьера в колледже, – говорит она, наклоняясь, чтобы поднять мяч. – Но я все равно буду стараться.

– Когда я говорил, что тебе стоит попробовать что-то новое, я не имел в виду контактные виды спорта.

– Да, но учти, тебе будет не до смеха, когда я вернусь опытным квотербеком[24].

– Хотел бы я на это посмотреть, – говорит Эйден, когда они вместе выходят на улицу.

На подъездной дорожке ее отец закрывает багажник машины. На нем ярко-желтый дождевик с поднятым капюшоном, а очки покрыты дождевыми каплями.

– Думаю, это все. Если, конечно, ты не хочешь забрать еще и кухонную мойку.

– Очень смешно, – говорит Клэр, а в ее горле уже стоит ком. Она бы забрала, если бы могла – отодрала бы эту дурацкую, вечно протекающую раковину от стены и взяла бы с собой. На один короткий, неуловимый, невозможный миг она хочет забрать с собой все: свою собаку, свою кровать, своих родителей и своего парня. Даже сейчас, когда до конца осталось всего несколько минут, она не знает, как оставит все это.

Ее мама выходит на улицу с поводком Бинго в одной руке и пластиковым пакетом, полным сэндвичей, в другой. Она запирает дверь, а затем оборачивается, глядя на странную промокшую троицу, собравшуюся на подъездной дорожке, которая смотрит на нее с явной неохотой.

– По-моему, мы готовы, – говорит миссис Рафферти, глядя вниз на собаку. Бинго держит в зубах поводок и виляет хвостом, пребывая в неведении, что его оставят в питомнике на выезде из города. – Ну вот и все, да?

Мистер Рафферти с излишним энтузиазмом кивает:

– Начало большого путешествия.

– Даем вам двоим не больше минуты, – говорит мама Клэр, а потом подходит к Эйдену, встает на цыпочки и обнимает его: – Мы будем скучать по тебе. Удачи!

– Спасибо. Спасибо за все. – Эйден едва справляется с эмоциями.

Папа Клэр хлопает его по плечу и тоже обнимает:

– Береги себя.

Эйден кивает:

– Счастливого пути.

А потом ее родители садятся в машину, двигатель с шумом оживает, «дворники» скрипят, и Клэр охватывает такая сильная паника, что ей кажется, будто сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

«Вот и все», – думает она, застыв на месте. Даже после всех этих часов – а скорее даже месяцев – она огорошена происходящим, и кажется, что все происходит слишком быстро и слишком медленно одновременно.

Клэр вытирает капли дождя с глаз и заставляет себя посмотреть на Эйдена, который стоит в нескольких шагах от нее с бледным лицом и ужасом в глазах.

– Последний шанс сбежать вместе, – говорит он, пытаясь улыбнуться. – Я слышал, в Канаде здорово в это время года.

– Я бы предпочла необитаемый остров.

– Даже если бы я отказался носить юбку из травы?

– Даже тогда.

Клэр берет Эйдена за руку, страшась того, что последует дальше. Ведь как можно прощаться с частью самой себя? Она изучает его руку, проводит пальцем по ладони, играет в «соедини точки» с россыпью веснушек на его запястье.

– Хуже не бывает, да?

– Ничего хорошего, это точно.

– Как думаешь, мы будем несчастны?

– Да, – не задумываясь отвечает Эйден. – По крайней мере, какое-то время точно.

– А потом?

– А потом станет легче.

– Обещаешь?

– Нет, – со слабой улыбкой отвечает Эйден. – Так что… никакого общения?

На долю секунды Клэр хочется забрать свои слова назад. Сложно представить, что она не будет писать ему по дороге, не позвонит, когда встретится с Беатрис, не будет получать от него сообщения между занятиями. Но так должно быть, она знает, и поэтому, превозмогая себя, кивает головой.

Эйден кивает.

– Никаких телефонных звонков?

– Нет.

– Сообщений?

– Нет.

– Имейлов? Писем? Открыток?

– Прости.

– Голубиная почта?

– О, не имею ничего против голубей.

– Ну слава богу, хоть что-то, – с улыбкой говорит Эйден.

– Эйден…

Клэр хватает его за толстовку и тянет на себя. Где-то внутри нее движется целый поток слез, они наворачиваются на глаза и встают комом в горле. Скоро их будет слишком много. Какие бы плотины ни существовали, какие бы стены ей ни удалось воздвигнуть, они наверняка рухнут, и все многочисленные пустоты ее сердца будут затоплены. Изо всех сил Клэр борется с ними, потому что есть еще вещи, которые нужно сказать, и она не переживет, если все случится сумбурно.

Но в этот миг она уже не может с собой совладать.

– Я не… – начинает Клэр и тут же осекается.

Эйден лишь кивает:

– Я тоже.

– Я бы хотела…

– Знаю. И я.

Тут Клэр сдается, бросается в его объятия и опускает голову ему на грудь. Слушая ровное биение его сердца, она понимает, что осталось лишь одно, что по-настоящему имеет значение.

– Я люблю тебя, – говорит она, и эти слова ей удается произнести ясно и четко, потому что это правда.

Клэр слышит улыбку в его голосе, когда Эйден отвечает: