На протяжении всей жизни Екатерины ее тело часто оказывалось вне ее контроля. Еще в детстве ей мазали спину чужой слюной и перетягивали черной лентой; когда она стала новобрачной, игнорируемой законным мужем, свет побуждал ее к связи с другим мужчиной; лекари, состоявшие при российском дворе, устраивали ей кровопускания, едва не приведшие к смерти, подвергли ее ненужному риску при выкидыше и без всякой надобности удалили ей часть нижней челюстной кости. В своих сексуальных связях она находила физическое удовольствие, однако не в силах была контролировать суждения и ложь окружающих. Обратившись к прививке, она приняла собственное решение распорядиться своим телом именно так, как желала. «Жизнь моя принадлежит мне же, – заверила она Томаса, побеждая его сомнения и вызывая его для совершения этой процедуры. Она убедила своего врача записать эту историю во всех подробностях, а потом опубликовала каждое слово. Екатерина заслуживает того, чтобы мы помнили не лживые измышления насчет ее тела, появившиеся уже после ее смерти, а правду о том ее поступке, который защитил ее жизнь и сделал императрицу примером для многих как в России, так и за ее пределами.
Последние места упокоения российской императрицы и ее английского врача невероятно далеки друг от друга. Тело Екатерины погребено в петербургском Петропавловском соборе с его золотым шпилем – с некоторых пор там традиционно хоронили правителей из династии Романовых. Собор находится на территории одноименной крепости, той самой, пушки которой палили в честь царской прививки. Ее гробница белого мрамора – рядом с гробницей ее мужа Петра III, которого ее сын Павел распорядился перезахоронить рядом с ней, как если бы супруги правили страной вместе. Даже после смерти ее жизнь переписывали другие. Екатерина, при жизни всегда отвергавшая эпитет «Великая» применительно к себе, однажды написала себе эпитафию, обыгрывавшую эпитафию для Сэра Томаса Андерсона – той самой левретки, которую некогда подарил ей Томас Димсдейл. В автоэпитафии Екатерины имелись такие строки: «Здесь покоится Екатерина… Взойдя на российский престол, она приложила все старания к тому, чтобы дать своим подданным счастье, свободу и материальное благополучие. Она легко прощала и никого не ненавидела; она была снисходительна, с ней легко было уживаться, она отличалась веселостью нрава, была истинной республиканкой по своим убеждениям и обладала добрым сердцем»[471]
.Томас Димсдейл, родившийся в квакерской семье, позже отторгнутый своим сообществом, но все же во многом сформировавшийся под влиянием его ценностей, похоронен, как он и желал, на скромном квакерском кладбище, расположенном в одном из переулков хартфордширского городка Бишопс-Стортфорд. Согласно традициям Друзей, могила не имеет никаких надгробных надписей и тому подобных отличительных примет: квакеры верят, что после смерти, как и при жизни, все люди должны обладать равным статусом, поэтому на могиле Томаса нет эпитафии. Впрочем, фраза, имеющаяся в начале его последней книги, могла бы неплохо подытожить его взгляды насчет процессов научного прогресса: «Иные из высказываемых мнений могут казаться необычными и спорными. Могу лишь сказать, что всякие разыскания обычно приводят к открытию истины, а посему я с готовностью представляю их для исследования всеми желающими».
Имя Томаса высечено на камне, вделанном в стену хорошо ухоженного сада, раскинувшегося неподалеку. Там увековечены и многие другие Димсдейлы, в том числе его жены Мэри и Энн, умершие до него, и Элизабет, пережившая его. За много лет камни сильно потрепала непогода, и буквы на них едва различимы, но, когда солнце озаряет их под нужным углом, стершиеся имена проступают: тень прошлого словно бы уступает свету.
Благодарности
Выражаю самую сердечную признательность за помощь в написании этой книги человеку, с которым я, увы, так никогда и не встретилась лично, – покойному Роберту Димсдейлу, прямому потомку Томаса и специалисту по необычайной биографии своего предка и вообще по истории своей семьи, примечательной в самых разных отношениях. Его кропотливые исследования были положены в основу моего рассказа о жизни Томаса. Я невероятно благодарна семье Димсдейл, особенно Аннабел, Эдварду, Уилфриду и Франсуазе: они щедро поделились со мной своей коллекцией, в которую входят переписка Томаса, его медицинские записи и другие бумаги, – а кроме того, они доверились мне, сочтя, что я смогу рассказать его историю как подобает. Их помощь, которую они предоставляли мне посреди тягот пандемии COVID-19, оказалась просто неоценимой.