Прививка от невежества

Тренировка продолжалась, но уже более активно. Очевидно, шевелящаяся грудь жены Первоисточника вдохновила ребят. Федор все так же усердно что-то строчил в своей толстой тетради.

Я закрыл глаза и лег на кан. Мысли буквально разрывали голову. “Как разобраться во всем этом? — думал я. — Еще даже не прошла неделя, а Чуйская долина обрушила на меня ураган нового и непонятного."

На сколько же страшнее и концентрированнее, чем у меня и Андреевича, была жизнь у Фу Шина? Не легкая, не счастливая, не с пониманием окружающих, а страшная и необъяснимая. Казалось, ни один живой человек не вынес бы такого.

“Зачем это все?” — мучился я. Ночами начали терзать немыслимые кошмары. Просыпаясь по утрам на кане, я иногда жалел, что приехал в сумасшедшую долину, но все равно понимал — нужно пройти этот путь.

“Терпи, — говорил я себе. — Ведь ты еще молод, а дошел уже до такой вершины, скоро увидишь самого Фу Шина.” Но все равно хотелось однажды проснуться и увидеть себя в своей комнате, увешанной коллекциями бабочек, с любимыми змеями, живущими в красивых террариумах.

Чего же мне хотелось? Резать фигурки? Этому научили в корейской общине. Хотелось их выставлять в музее, тренировать в зале, тренироваться самому, лечить больных, которые с восторгом принимали мудрость от меня, умного, сидящего между яркими коллекциями.

“Нет,” — говорил я себе по утру, разминая смерзшиеся сухожилия. “Не правда, — говорил я себе. — Ты хочешь не этого. Этого хочет в тебе тот, другой, изнеженный и капризный."

Душа всегда рвалась в сосновые волны, к Няму, в лабиринт дракона, к началу начал. А тело хотело радости для себя, красивых женщин, вкусной еды, густого вина, обожателей, умеющих говорить великолепные слова, имеющие силу стального клинка. Красивые слова — стальной клинок между лопаток, вонзенный доброжелателями, между лопаток души, при чистом, холеном и размягченном теле.

“Нет, — говорил я себе, стискивая зубы на ледяном кане. — Не попадусь проклятому демону, рассыпающему этот золотой дождь. Дождусь Фу Шина.” Мне хотя бы сказать ему, что Ням кланяется и желает Ученика. Да, того самого, которого имеют в виду, приветствуя друг друга мастера.

Не «здравствуй» говорят они, а: "Ученика тебе". И я уверен, каждый раз мастер вздрагивает всей своей душой.

Ученика тебе — говорит один другому, и сразу представляется молодой, умный, сильный, который радостно берет груз знаний, делит его между собой и Учителем. И мастер уже не один. И мастер знает — жизнь его прожита не зря. Знает, что не унесет с собой знания в другой мир, где они попросту не нужны, потому что приходят оттуда на землю, чтобы остаться молодому, но дерзкому человечеству.

Время шло, неумолимо приближая встречу с Учителем, которой, как оказалось после, хотели далеко не все. Не потому, что осознали свою ненужность, а потому, что демоны уже влезли в их тела, споря с душами.

Приближалось время безумия и развала. Жаль, что не хватило у многих ума уехать сразу, тем более, благодаря Федору, это было сделать легко: приезд и отъезд он полностью взял на себя. Они не знали, что делать дальше, но уже были убеждены, что Фу Шин — никакой не Учитель, потому что вокруг Учителя все должно быть не так. Я глубоко уверен: как должно быть, они и сами не представляли.

Безумие, гордость, страх, тупость, глупость и невежество летали тогда над нами, задевая своими злыми и беспощадными крыльями, но самое отвратительное было то, что они не пощадили женщину, которая была рядом с нами и не щадила себя во имя Школы. Ненавижу демонов, пожирающих человеческие души.

Следующим утром меня не смогли разбудить. Проснулся поздно и с тяжелой головой. Встряхнувшись, побрел по лестнице вниз. В Чуйской долине стояла самая прекрасная пора — осень. В резко-континентальном климате первые дни осени самые мягкие. Зашел в дом, хотел умыться и первый раз за все время удивился, ведь в эту ванну ходят все, кому не лень. Стирают свои вещи, а ведь дом Учителя. Да, демократия и известность сделали свое дело. В дом мастера начали сползаться невежественные уроды. И, наверное, нет такого закона, чтобы гнать их от себя. Скорее всего, только в наше время и при нашей чудо-свободе могли внаглую лезть в дом великого Учителя. Ни в одном уголке мира такого нет и быть не может. Великий человек в самых отвратительных условиях. Вот они — ростки апокалипсиса, уверенно пробившиеся в драгоценном месте на земле.

Мне вдруг стало понятно, что нужно брать мыло, полотенце, свои грязные шмотки и топать к большому чуйскому каналу для того, чтобы смыть в нем, а уж никак не в доме Учителя, грязь с тела и вещей. Но было поздно, если бы это сделал, все, кроме Андреевича, посчитали бы меня сумасшедшим.

Только тогда я понял свои ошибки: не нужно было брать жену и не нужно было соглашаться брать ребят, а нужно было умолять Андреевича, чтобы он взял только меня. И когда Андреевич шел в ванну, нужно было хватать мыло с полотенцем и бежать к большому чуйскому каналу.

Будь проклят залезший в меня демон тупоумия!