Прививка от невежества

Теперь уже по очереди, сперва левой, потом правой кистями с внешней стороны, как бы касаясь к губам, провел руками, — защита от левого и правого удара. Когда Андреевич показывал тигра, он на мгновение становился им. Это было необычное зрелище, можно было даже увидеть женщину, поправляющую волосы, только уж слишком мощную и большую. Потом пошли леопард и птица, которая напоминала огромного пеликана. У Андреевича прекрасно получалась змея — мощный удав, способный, как мне казалось, раздавить что угодно.

Пустынный двор, залитый белым бетоном, из вырезанных в нем окон к дому тянется молодой виноград. Во дворе только Андреевич и ученики, усердно повторяющие за ним движения. Большой двор окружен высокой каменной стеной.

Вот же он, монастырь северного Тибета! Неужели этого никто не понимает? Единственное место на земле, где осталась чистая, не театрализованная, а боевая техника школы “Тигр-Дракон”.

Глубокие, необъяснимые чувства зародились у меня внутри: боль, радость, тревога, досада на непонимание окружающих и даже, как показалось, из меня начал разливаться океан Любви, воспетый в далеких корейских общинах сыновьями дракона.

Но почему же Ням не приедет сюда? И вдруг мне стало ясно. Его ученики, бойцы и мастера, на своем месте в сосновых волнах, он сюда может приехать только тогда, когда здесь стану нужен я. Это показалось невозможным.

Грусть тяжелым, невидимым облаком окутала меня, а я сидел и смотрел, как ученик Фу Шина показывает Дракона, моего Дракона, в тысячу раз лучше, чем это делаю я. Огромный Дракон, гибкий, как клинок небесного меча, летал по двору, то сжимаясь, то разжимаясь, то стремительно двигаясь вперед, то застывая на месте в сложнейшей позиции. И становилось понятно, что бесполезно подходить к застывшему в необъяснимой позиции дракону. Мало бойцов на земле, которые смогли бы угадать, в какую сторону, развернувшись, направит свои разрушающие то ли лапы, то ли хвост, то ли пасть этот дракон.

Кто-то коснулся моей руки, я вздрогнул и обернулся, рядом сидела Джисгуль. Возле нее остальные дети до самых маленьких карапузов. Я был очень удивлен тем, что дети не шумят и даже слишком серьезно относятся к движениям, которые за свою короткую жизнь уже видели неоднократно. “Наверное, потому что Андреевич их делает идеально, вот и тишина,” — подумал я.

— Знаешь, Серега, — шепотом сказала Джисгуль. — А ведь это папка научил Гришку.

— Знаю, — кивнул головой я.

Мне вдруг истерически захотелось накуриться конопли и хотя бы немного отойти от впечатлений, нахлынувших за последнее время. Вскочив с лавки, я бегом направился в дом к Рашиду. В его дворе было необычное оживление. Человек десять, все о чем-то горячо спорили на дунганском.

— А вот и он, — радостно объявил Рашид. — Идемте.

Дунгане завалили толпой в летнюю кухню. Когда все уселись, то я обратил внимание, что у Рашида очень смущенный вид.

— Извини, Сергей, — сказал он. — У нас тут такой спор, что чуть не начали тафини (драться — дунг.).

— Ну, а я при чем?

— Понимаешь Сергей, — он опять засмущался. — Я рассказывал, что ты можешь за один раз выпить стакан водки, а мне, — он обиженно надул губы, — хоть бы один поверил. Покажи, а? Будь ляшу (друг — дунг.).

“Вот сейчас и расслаблюсь”, - подумал я. В долине оказывается нельзя слишком хотеть чего-то плохого — сразу материализовывается. Если бы такое происходило с хорошим, вряд ли дождешься. Я обратил внимание, что среди собравшихся было даже несколько аксакалов. В их хитрых глазках светилось недоверие. Мы все сидели по-восточному. Я посмотрел на рядом стоящую синюю пиалу, прикинув на глаз: “Да, грамм двести пятьдесят.”

— Ну так наливайте, — я придвинул пиалу к себе.

Все засуетились, громко заговорили, а один из хитрых аксакалов откуда-то вынул бутылку водки.

— Наливайте, — я вытянул руку с пиалой в его сторону.

Старик, свинтив пробку, стал наливать трясущейся рукой. Наполнив пол-пиалы, аксакал остановился, глядя на Рашида.

— Еще? — умоляюще спросил он у меня.

— Половины не пью, — ответил я. — Если наливать, то полную.

Я медленно поднес полную пиалу к губам и, выдохнув, выпил ее по-украински. Рашид услужливо подал мне кусок баранины.

— Не-а, — сказал я. — Мясо не ем вообще.

И взяв одну изюминку, положил ее себе на язык. Все внимательно смотрели на меня. Посидев пару минут, я вдруг решил поразить дунган, тем более, что водка была китайская и, честно говоря, очень хороша.

— Слушай, Рашид, там ведь еще есть?

— А что? — глаза у старшего брата стали круглыми.

— Да вот, китайцы молодцы, водку вкусную делают. Еще можно?

Все были потрясены, замахали руками, затарахтели, как из пулемета, и без того непонятным языком. Пиала вновь была наполнена до краев. Я выдохнул, выпил, вдохнул через нос и демонстративно положил на язык две изюминки. Несколько минут стояла абсолютная тишина. Я снова обратился к Рашиду:

— Знаешь, а вообще, я пришел к тебе покурить, что-то очень захотелось.