— Ну, пошли быстрее, что ли, — буркнул встревоженный мастер.
Они надолго замерли глядя друг другу в глаза. Один крепкий с волнистыми серыми волосами и открытым европейским лицом. Другой — иссушенный, как старая хищная птица.
— Что, Гришка, страшно? — усмехнулся азиат. Оба одновременно выполнили этикет. Высохший человек пошатнулся и оказался в крепких объятиях Андреича.
— Страшно, Искен, — признался он.
— И мне страшно, — снова усмехнулся азиат. — Пойдем в дом чай пить, по-нашему, как надо. И своего бери, — он указал в мою сторону головой.
— Да это не мой.
— Все они тут твои Гриша, все, — и Искен хлопнул Андреевича высохшей рукой по плечу.
Маленький чистый двор, старый орех и белый, игрушечный, на три комнаты домик.
— Вот здесь сейчас и отдыхаю, уже целых пять лет. Учитель помогает, не забыл.
— Ну, ты ведь самый лучший был, — улыбнулся Андреевич.
— Был, да сплыл. Только не ври, самый лучший всегда был ты. Видишь, памяти немного осталось, — азиат хотел засмеяться, но сильно закашлялся.
— Тише, Искен, — сжимая его за плечи прошептал еще не пришедший в себя Григорий Андреевич.
— Эй, кто там? Искена нет, — раздался звонкий и очень знакомый голос. И из-за маленького сарайчика выскочила Саша.
Она была как с картинки. Изумительные коротенькие брючки с восточным орнаментом, такой же цветастый халатик, золотые туфельки и маленькая золотая шапочка, из-под которой сбегали вниз тонкими струйками много черных косичек.
— Не кричи, нюйжи, разве не видишь — воины встретились, чтобы проводить воина. Это, Гриша, младшенькая моя, совсем еще яту. Ну, ты не помнишь, не до этого нам тогда было. Пошли в дом.
— Прости, ада, — оправдывалась девушка, — я думала друзья твои, — и тут же осеклась.
— Нет, это не друзья мои, это братья. А друзья у меня такие же собаки, как и я.
— Не нужно, ада, — попросила Саша.
— Все равно поздно, — проворчал Искен.
Чай, изюм, свежие лепешки и огромные персики, запах сводил с ума. Чем всегда нравились восточные обычаи, это тем, что есть заставляли и деваться было некуда. Два друга тихо разговаривали, а мы с Сашей переглядывались, и я не мог понять, почему она злится. С трудом, но до меня дошло, если узнает отец, что дочь занимается не женскими делами, ей несдобровать. Я показал ей язык, и она поняла, что гость из далекой Украины не настолько тупой, как кажется. Саша улыбнулась и долила всем чая.
— Оставить некому, — азиат вынул из-под стола какой-то сверток и швырнул на стол. Из тряпки со звоном выкатились пять длинных, с трехгранными лезвиями кинжалов. — Старшему, собаке, ничего не нужно.
— Ада, — вырвалось у девушки, и она положила ладони на кинжалы.
— Убери руки, — сердито сказал отец. — Сказал, не для женщины!
— А старший — собака, — упрямо повторил Искен. — Нравится? — азиат с нежностью посмотрел на дочь.
И вдруг, схватив один кинжал, он с невероятной скоростью швырнул его в стену. Из треснувшей стены торчала одна рукоять.
— А сейчас только один Гришка и справится, — на этот раз у него получилось рассмеяться.
Андреич встал подошел к стене и не спеша, без видимого усилия, как обычное перо, вытащил кинжал.
— Как всегда тозы (нож) вытаскиваешь, — восхитился Искен. — А говорят — Гришка слабый стал.
— Кто говорит? — резко обернулся, ощетинившись, как тигр, Андреевич.
— Я говорю, — вызывающе ответил Искен.
Они еще долго смеялись, что-то вспоминая из своей молодости.
— Экзамен, — вдруг испугалась Саша. — Учитель принимает экзамен, побежали.
— А ты откуда знаешь? — подозрительно спросил отец.
— Значит так, сиди и жди. Скоро будем, — и она гневно блеснула глазами на удивленного отца. Потом схватила нас за руки и вытащила из дому.
— Ты это, отца слушай, — покачал головой Андреевич.
— Я вас, конечно, не помню, — сказала Саша. — Но вы знаете прекрасно, что такое дочь воина. Ведь по старым законам — в доме предатель.
Я удивленно поднял брови.
— Да, Серый, — усмехнулся Андреевич. — В любой момент может предать.
— Это называется так, — смутилась Саша.
— А вообще считается, что может влюбиться в чужого, — кивнул головой Андреевич. — Вот так, Серый.
— Поэтому, — сказала Саша, — я по-человечески вас прошу, не доставайте меня. Небось, папу моего знаете.
— Да уж, знаю, — согласился Андреевич.
ГЛАВА 15
Во дворе Учителя было столько людей, что у меня сразу подкосились ноги. Гарем, очень сдержанно хихикая, стоял на самом дальнем плане, спрятавшись за машинами. Соседей, родственников и просто друзей полное изобилие. Одни сидели на лавочках, другие на корточках у стены, и было понятно, что не хватит даже силы Фу Шина разогнать их. Любой народ не может без зрелищ, я и сам их люблю. Но подобная ситуация расстроила окончательно. Что подумают о нас? Кто смотрит? Это было загадкой. Я шарил глазами по толпе, пытаясь определить мастеров.