Прививка от невежества

Я внимательно посмотрел на ребят. Было видно, что они раздавлены климатом и непонятными азиатами. Многим уже не нужна была школа. “Странно, — подумал я. — Все свалилось на меня.” Долина безжалостно обрушилась на мою бедную голову. У них не хватило смелости сказать все Андреевичу. И что теперь?

— Ну, — спросил я, — что дальше?

— А что, у меня была прекрасная работа, — заявил один из подопечных.

— Отлично, — сказал я. — Мы на лук, а ты на свою прекрасную работу.

Все молчали, злобно глядя на меня. “Да, попался, — мысли в голове кувыркались, как сумасшедшие. — Ведь нет ни денег, нет ничего. Да и, вообще, в свое время решили начать новую жизнь, отстаивать школу, зарабатывать, тренироваться."

— А я, вообще-то, у себя дома фотографом был, — заявил один из ребят.

— Продолжай, — предложил я.

— А что, продолжай? Фотоаппарат есть, кое-что на базаре купил.

— Ты и на базаре был? — удивился я. — Так вот, где они гуляли, пока я по полянам шастал.

— Знаете что, — обращаясь ко всем, сказал фотограф, — я понял: мне это не нужно. Буду фотографировать людей, заработаю на билет и поеду домой.

“Интересно, — подумал я, — кому здесь нужны его фотографии?”

— Жить буду в маленькой комнатке, — продолжал фотограф. — Могу и в летней кухне.

Меня начали мучить сомнения, и я заглянул ему в глаза. Передо мной сидел обыкновенный сумасшедший. Сумасшедший потому, что он полностью потерял инстинкт самосохранения. В чужой стране, в чужом климате, не похожем ни на один, который видел раньше, среди чужих людей он по собственной воле выходил из коллектива. Человек — животное стадное. Если эти инстинкты утеряны, значит, перед нами сумасшедший. И тут мой взгляд упал на его босые черные ноги.

— Где твоя обувь, сволочь? — вырвалось у меня.

— А я по земле хожу, чтобы здоровее быть.

— По какой земле? — не понял я.

Даже сейчас земля долины пробирала через подошву, а он ходил босиком.

— Здоровье бережешь? — усмехнулся я. — Где обувь? — заорал я снова и, не выдержав, схватил его за горло.

Даже не вырываясь, он захлюпал носом. Мои руки разжались.

— Берегу я их, — плаксивым голосом сказал фотограф. — Скоро холода наступят, вот тогда и носить буду.

— Покажи! — рявкнул я.

Он встал и порылся в рюкзаке. В углу комнаты стоял босой, с черными ногами сумасшедший человек. В правой руке у него были тонкие и уже раздолбанные туфли.

— И больше ничего? — спросил я.

— Нормально, — жалобно улыбнулся он. — Заработаю, новые куплю.

— Где же ты заработаешь? — уже более спокойно спросил я.

— Фотографии буду делать.

— Кто еще на лук ездить не будет?

— А ты будешь? — спросил один из присутствующих.

— Не ты, щенок, а вы, — поправил я.

В дверь начали стучать азиаты.

— Еще полчаса, — как можно грознее, высунувшись из двери, сказал я и снова вернулся в комнату.

— Знаете, ребятки, хватит нам одного больного, — я кивнул в сторону фотографа. — И запомните: каждый должен заниматься своим делом. Меня и Татьяну просили помочь больным, если кто-то сможет вместо меня — заменю на луке. А за то, что на луке меня с вами не будет, поверьте, еще скажете спасибо.

Все сидели, опустив глаза в ковер.

— Может, вы думаете, что по-прежнему будете ходить жрать к Учителю?

— А что, нет? — удивленно спросил кто-то.

Я схватился за голову, но сразу пришел в себя.

— Вы что, очумели? Нам дали дом, теплые одеяла. Чего же вы хотите? Есть будете на поле, если покормят, и один раз в день здесь, все остальное время — тренироваться. И так, чтобы Учитель поверил в нашу работу. Думаю, все понятно? — Развернувшись, я направился к азиатам.

Перед дверью на мгновение задумался. Ребята так и не поняли, куда попали. Для них это обычный дом, обычный ковер, лежащий на полу, все обычное, а во дворе чужие люди с чужим языком и раскосыми глазами, которые вызывают неприязнь и страх. Ну, разве не знали, куда ехали?

Азиаты сидели на корточках во дворе. Они налетели на меня галдящей стаей.

— Тихо! — заорал я. — Семнадцать человек, понимаете? Ни больше, ни меньше.

Толпа вдруг замолчала.

— Ахмед, Ахмед, — забормотали люди.

Ко мне подошел здоровенный квадратный мужик.

— Я дядя Учителя, — важно произнес он.

В голове у меня закружилось.

— Какой дядя? — выдавил я из себя.

— Родной. Пошли погуляем.

Мы ходил вокруг яблонь и беседовали о медицине.

— Да, — сказал Ахмед. — Если Зульфия доверила своих лечить, то значит что-то можешь. Я мог бы помочь, — вздохнул Ахмед, — только с ней не в ладах. Да и родственник дальний.

— Вы тоже лекарь? — заинтересовался я.

— У японцев учился, — признался Ахмед.

— А где? — поинтересовался я.

— На Хал Кин Голле, — просто ответил Ахмед.

— Где? — захлебнулся я. — Постойте, так вы были с японцами?

— Я был с иглами, — ответил Ахмед. — А иглам учился у японца. И ты знаешь, Сергей, — тому, что мое имя знали все, я уже не удивлялся, — доучился до того, что в пять раз быстрее раны заживали и кости сращивались. Иголки — это сила.

— А сколько их нужно ставить? — спросил я.

— Если кто ставит больше трех, то это не игольщик, а так, — он махнул рукой. — У вас называется иглотерапевт.

— Ну и?