Прививка от невежества

Следующим утром нас разбудили не попугаи, а противно сигналящие машины. С трудом растолкав ребят, мы с женой пошли в дом Фу Шина. Татьяну женщины затащили к себе, а я зашел на второй этаж, где все прожили больше двух недель. На душе было тревожно, что-то непонятное подкрадывалось, еще не объявив о себе. Полежав на кане, я снова спустился вниз и сел на длинную лавочку. Пустой, холодный двор. Примерно через час вышла Татьяна, по ее виду понял, что тревогу ощущал не зря.

— Помнишь, Сергей, что случилось с дочкой Наташи? — озабоченно спросила она.

Этого не помнить я не мог, сколько бы больных у меня не было. Наташа была одним из шедевров. Двенадцать лет назад, выгуливая щенка немецкой овчарки, я познакомился со многими собачниками и с некоторыми, конечно же, подружился. И вот стук в дверь, за ней стоял хозяин одного из щенков, он держал за руку плачущую молоденькую девушку. Они зашли в комнату, девушка все так же тихо плакала.

— Серега, — парень без лишних слов протянул мне направление на удаление правой груди.

— А левую? — улыбнулся я.

— Левую обещали оставить, — уже громко зарыдав, прокричала девушка. — А на кой она мне, эта левая без правой?

То, что наша родная медицина все режет без разбора, я знал. Девушка была юная и очень симпатичная, а таким помогать — сплошное удовольствие. Добрые люди в белых халатах наобещали ей так много, что с трудом удалось переубедить. Тем более лечили по блату, а это, как тогда уже знал, еще хуже. К тому же безжалостно объявили бесплодие. До сих пор не понимаю, что или кто на это определение дает право. Право на обычный удар по мозгам, право на убийство последней надежды.

У симпатичной Наташи все оказалось не так страшно. Элементарное ощелочение организма, ведущее к уничтожению любых плюс-тканей и спаек — обычные травы ян и такое же питание. Ну, а результат — две нормальные, довольно-таки красивые груди. Потом две дочери, которые до сих пор называют меня дедушкой и исподтишка показывают язык, курносые и белобрысые. Она же торжественно, где бы ни была, всем объявляет, что я ее папа. Впрочем, я не сопротивляюсь, да и по возрасту почти подхожу.

Так вот, с одной из младших «внучек» произошла интересная история. Нас с женой не было дома около месяца, а когда приехали, то сразу же застали возле двери ломающую руки Наташу.

— Папа, — бросилась она ко мне. — У нас беда.

Случай был действительно интересный. И пусть меня простят медики, но это абсолютная правда. Четырехлетнего ребенка три недели кололи антибиотиками, подозревая воспаление легких. Когда же снимки и температура не показали ничего нового, то предложили нейтрализовать один антибиотик для того, чтобы начать лечить другим. Ни возмущение, ни вопли перепуганных родителей не помогли, врачи стояли на своем.

И вот в моих руках рентгеновский снимок легких. Теплый летний день, и решай, что хочешь. Девочка сидит, болтая ногами, вроде тяжело дышит. Ее всегда было трудно удержать на месте. Я что-то начал для нее сочинять, «внучка» слушала, открыв рот, — тяжелое хриплое дыхание. Через время она дышала так же тяжело, но у меня закралось подозрение, что это дыхание не от воспаления легких, а оттого, что легкие переполнены какой-то жидкостью. Я мало с этим сталкивался и поэтому, как ни слушал, прислоняясь ухом к острым лопаткам, ничего ухватить не мог. А она смотрела в глаза и сердито говорила, что хоть и любит «деда», все равно уколы больше делать не будет. На снимке легкие затемнены, но эта темнота может быть по нескольким причинам. Рядом сидел помрачневший отец, уже ставший взрослым мужчиной — любитель собак.

— Что делать будем, Сергей, а? — спросил он.

— Пошли на базар, детям яблок купим, — предложил я.

— Пошли, — согласился он.

И мы толпой отправились на рынок — две девочки, их родители и я с женой. И надо же — повезло: среди прилавков летали осы. Одна села ребенку на щеку, девочка сразу прижала щеку к плечу. Укус. Захлебнувшийся крик. И у ребенка изо рта вывалился большой кусок слизи. Спасибо осе, она меня здорово выручила. Осталось только естественным путем вывести лишние жидкость и слизь из организма, остановив их накопление. А это значит — сжимающие и выталкивающие травы и два нудных, без гуляния, дня на горшке. Слава Богу, со слизью справились без больницы, отсасывания и пробивания дырок.

— Так что? — спросил я у Татьяны. — Опять легкие, как у внучки?

— По-моему, да, посмотри.

Меня завели на женскую половину и показали девочку лет пяти. Все было очень похоже, но в этом есть одна опасность — взрослого лечить просто, ребенка очень легко обезводить. И тут нужно учесть абсолютно все, впрочем я всю жизнь так и лечил. Книги, чтобы списать больного, не было.

Сделав траву и все объяснив, мы пошли к следующему больному. Дорогу показывала Джисгуль.

— Куда идем, козявка? — спросил я.

— Мы, Серега, идем к большой тете, как бегемота.

— Сама ты бегемота, — сказал я. — Не бегемота, а бегемот.

— Нет, бегемота, — сердито сказала Джисгуль.

— Почему же бегемота? — поинтересовался я.

— Потому, что большая и даже больше бегемота, — объяснила девочка.