"Привлеченная к дознанию..."

Речь Кости, такая мальчишеская, задорная, развеселила рабочих. Землячка это сразу почувствовала. Быстро, легко поднялась на трибуну и, сняв пенсне, требовательно бросила:

— Друзья, долго ли будем думать? Ребята и те знают, что делать в такие дни. Знают и где оружие можно достать... А уж дружинники не подкачают!

— Восстание! Стачка! — ураганом понеслось к трибуне.

В этот день рабочие Замоскворечья приняли решение о восстании.

Стачка в Москве стала всеобщей...

„КУХАРКА“

На конспиративной квартире собралась «пятерка» по руководству московским вооруженным восстанием. «Пятерка»... Нет Шанцера, нет Васильева — их арестовали в первый день восстания. Нет Литвина-Седого — он с дружинниками на Пресне. От «пятерки» остались двое — Лядов и она, Землячка.

Москва объявлена на чрезвычайном положении. Идут повальные обыски и аресты. Как много боевых друзей потеряли они за эти дни! Одни погибли на баррикадах, других сразила казацкая шашка, третьи в тюрьмах, в полицейских участках. Пожары, кровь, аресты...

В небольшой гостиной у замерзшего тусклого окна — Лядов, худощавый, чуть сутуловатый. Его лицо печально. Руки осторожно отодвигают тяжелую портьеру. По площади проезжает конный наряд полиции. Офицер покачивается на рослой лошади. Площадь хранит следы недавних боев. На мостовой разбросаны мешки с песком. У опрокинутой набок пролетки — пузатая бочка в железных обручах, а поверх нее — кровать с круглыми шарами.

Семеновцы окружили рабочих. Пропускают по одному. Обыскивают — ищут оружие. За оружие — расстрел на месте. Посыльным все сложнее стало пробираться к «пятерке», отрезанной от районов.

Землячка сидит за небольшим столиком, усталая и скорбная. Глаза ее покраснели от бессонных ночей. Бисерным почерком наносит на папиросную бумагу явки и пароли, которые помогут дружинникам уйти в подполье, избежать ареста. Уже не первый час работает Розалия Самойловна, напрягая память. Из множества адресов отбирает самые проверенные. Эти крошечные листки папиросной бумаги должны многим спасти жизнь, сохранить для борьбы.

Лядов смотрит на ее худое, бледное лицо с тенями под глазами. «Почти прозрачная стала за эти дни, — думает он сокрушенно. — Одни лишь глаза остались».

Два длинных и два коротких звонка нарушили тишину гостиной. Землячка быстро сдвинула трубочку папиросной бумаги и вопросительно поглядела на Лядова. Лядов вынул из кармана револьвер, отошел от окна. Взяла браунинг и Землячка. Дверь в гостиную плотно закрылась; послышались торопливые шаги в прихожей. Щелкнул замок.

Землячка не любила и боялась этих томительных минут неизвестности. Что принесут они? Арест или встречу с другом?! Капли холодного пота покрыли ее лоб. Настороженно и тревожно поглядывает она на дверь, пытаясь понять, что происходит в прихожей. Скрипнула дверь: в гостиную ввалился Савельев.

— Наконец-то добрался, Розалия Самойловна, — проворчал он, пожимая руку Землячке. — Еле проскочил: тридцать шесть раз обыскивали... Пять часов шел с Пятницкой. Все проходные облазил, то облава, то патрули. Зверствуют, сволочи!

— Принесли?

— А как же! — Савельев садится на низенький, обитый красным плюшем диван и из-за двойного голенища сапог осторожно вытаскивает белые листки. — У сытинцев печатали... Последние...

На тонких листках воззвание Московского комитета партии:

«Новая схватка с проклятым врагом неизбежна, близок решительный день. Опыт боевых дней многому нас научил, этот опыт послужит нам на пользу в ближайшем будущем.

Славные борцы за свободу и счастье рабочего класса, бессмертные защитники баррикад, показали и нам и рабочим всей страны, что мы можем бороться не только с ружьями и нагайками, но и с пушками и с пулеметами. И теперь, как и в первые дни, гордо развевается красное знамя на наших баррикадах.

Мы не побеждены... Но держать без работы всех рабочих Москвы больше невозможно. Голод вступил в свои права, и мы прекращаем стачку с понедельника. Становитесь на работу, товарищи, до следующей, последней битвы! Она неизбежна, она близка...

Ждите призыва! Запасайтесь оружием, товарищи! Еще один могучий удар — и рухнет окончательно проклятый строй, всей стране ненавистный!

Вечная память погибшим героям-борцам, вечная слава живым!..»

Землячка передала воззвание Лядову и подошла к окну. Долго смотрела на занесенную снегом площадь. Мела поземка, завывал ветер. На площади пожарные в медных блестящих касках сжигали баррикаду. Огонь разгорался быстро, густой дым окутал площадь.

Жалобно дрогнули стекла. «Стреляют на Пресне», — поняла Землячка. Над Москвой раздавались тяжелые удары пушек. Языки пламени дрожали в вечернем сумраке и делали фигуры пожарных большими и грозными. Темной стаей носились перепуганные вороны. Их подняла артиллерия и вся эта суматоха на площади.

Из окна на кухне зарево над Пресней было видно еще отчетливее. Землячка вздохнула, набрала из обливного кувшина пригоршню воды, освежила лицо. Потом подошла к громоздкому буфету, достала хлеб и колбасу.

— Розалия Самойловна, вам нездоровится?

Она оглянулась, сказала смущенно:

— Устала. И настроение отвратное.