Привычка выживать (СИ)

Она вздрагивает и берет себя в руки. Ей приходится снять перчатку, чтобы нажать необходимую кнопку. Панель действительно отъезжает в сторону бесшумно – совсем как в воспоминаниях Пита. Его бросает в пот. Картинки из прошлого, возникающие резкими вспышками в голове, заставляют на мгновение-другое прикрыть глаза. Но он помнит слишком хорошо время, проведенное в одной из этих комнат. Время, которое не исчислялось минутами или часами. Время, которое тянулось или пропадало из-за резкой боли, которую причиняли ему те, кому были нужны ответы. У него не было ответов. Некоторые из вопросов он не мог даже понять, но это не было поводом прекратить ад, вцепившийся в него мерзкими клешнями.

Значит, Эффи тоже была здесь.

В этом белом аду.

Ад, расположенный в здании, в котором должны исцелять. Какая изящная издевка, вполне в духе Капитолия, придумавшего Голодные игры.

Их с Эффи встречает хмурый человек в военной форме. Пит думает о том, что так мог выглядеть миротворец без привычного обмундирования, но не позволяет своим мыслям взять верх. Он внимательно осматривает все пространства этого места, расположенного где-то глубоко под землей, и на него будто начинают давить пласты нависающих над ними этажей. Здесь нет окон, только белые помещения. Прежде они освещались гораздо лучше. Теперь иногда свет мигает, и Пит думает, что так, с мигающим светом, это место больше похоже на ад; так честнее.

Стандартная проверка документов. Они проходят из одной комнаты в другую, Эффи о чем-то спрашивают, и Эффи отвечает, и все начинает напоминать какую-то талантливую постановку. Должно быть, к этой постановке приложил свою руку Плутарх. И постановка закончится тем, что Пита оставят в одной из палат, под предлогом уточнения его личности. Но – нет, Эффи присаживается на предоставленный ей стул, а Питу предлагают пройти дальше. Это происходит в комнате с несколькими мониторами. Картинка на мониторах подрагивает; на картинке – что-то вроде пустой больничной палаты, в одном углу которой находится человек. Руки человека соединены прозрачными браслетами, и он почти не шевелится.

- Это доктор Винтер, - говорит Эффи тихо. – Плутарх сказал, что ты хотел с ним встретиться. И, - она медлит, прежде чем продолжить, - помни, что Плутарх выполняет все условия, которые выставил, позволяя встретиться тебе с этим человеком.

Пит открывает последнюю дверь, обычную дверь, которую несложно найти. Он помнит, что каждое сказанное им слово и каждое выражение его лица будет записано на камеру. Но он благодарен Эффи за лишнее напоминание об этом прискорбном факте. Доктор Винтер поднимает голову, когда видит, что дверь открылась. И улыбается, будто видит старого знакомого, и даже привстает со своего стула, но неведомая сила тянет его назад, вниз. Силовое поле? Пит пытается думать логически, но получается у него с трудом. Воспоминания о пытках, которым он подвергался в подобных комнатах, накатывают, как волны, сбивают с ног, ослепляют той, прошлой болью.

- Доброе время суток, Пит, - тихим, но очень знакомым голосом говорит доктор Винтер, и Пит понимает, что уже прежде слышал этот голос, видел это неприятное лицо, все иссеченное морщинами.

Этот человек сделал его переродком.

- Сейчас время обеда, - говорит Пит, присаживаясь на второй стул.

- О, - короткий смешок. – Благодарю вас за полезную информацию.

Он сидит на стуле, но Пит помнит, как он высок. Время, прошедшее с их последней встречи, плохо отразилось на его костлявой фигуре, морщины на лице стали еще заметнее, а глаза будто утратили свой цвет.

- Задавайте свои вопросы, мистер Мелларк, - просит человек тихо. – Но помните, что за каждый неправильный вопрос через меня пропускают электрический заряд, не очень большой по силе, но все же ощутимый.

Ток объясняет его поспешное и болезненное возвращение на место. Пит медлит. Он о многом хотел спросить у того, кого должен благодарить за все свои нынешние несчастья, за свою искаженную память, и совесть, которую испачкал в чужой крови. Он думал, что захочет уничтожить виновника своего охмора, но видя эту несуразную фигуру, сохранившую лишь остатки прежнего здравомыслия, он может только презирать его. Доктор чувствует отношение к нему Пита, и улыбается половиной губ; вторая часть его лица остается неподвижной, будто парализованной. Во взгляде, беспокойно перебегающим от точки к точке, царит ожидание и страх, доктор не смотрит Питу в глаза.

- Я кое-что прочитал об охморе, - говорит Пит медленно, и доктор будто взрывается, и хочет вновь вскочить с места, но благоразумно одумывается, лишь высоко поднимая сцепленные браслетами руки.

- Все написанное – ложь! Ни слова правды, - договаривает спокойнее Винтер, и почти безумным взглядом цепляется за глазок камеры. – Охмор – величайшее мое изобретение, я создал его, я взрастил его, а они превратили его в чудовище, - в голосе ученого помимо безумия появляется горечь. – Уверен, моего имени вы не нашли ни в одном из прочитанных документов, мистер Мелларк. Моего имени там нет, но, уверяю вас, я создал охмор, я и никто другой.