Привычка выживать (СИ)

Хеймитч ходит по темным коридорам своего дома, стараясь не разбудить спящих гостей, и думает о том, что всем им, выжившим после Голодных Игр, революции, пыток или тюрем, правильнее было свести счеты с жизнью. Потому что все они превратились в чудовищ разной степени чудовищности. Все они умерли, но никто не сказал им, что они мертвы, и поэтому они бродят, как неприкаянные, распространяя сладкий запах гниющих тел. А некоторые из них еще и пытаются замаскировать этот запах разложения под дорогими туалетными водами.

Но все бесполезно. Ничто не может замаскировать их ущербность перед самими собой.

- Не так ли, Эффи? – спрашивает Эбернети у стены и, зло усмехнувшись, допивает то немногое, что оставалось у него в бокале. – Надеюсь, ты все же прокляла нас с Плутархом, когда мы вытащили тебя из тюрьмы. Надеюсь, ты все же поумнела настолько, чтобы понять – мы не вытащили тебя из ада.

Мы вытащили тебя вместе с адом.

Так что, добро пожаловать, в наш мир, солнышко.

========== ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой Эффи Бряк недурно устроилась в жизни ==========

Прежде блистательный Капитолий встречает бывших своих любимцев тяжелыми тучами, нависшими над городом и цепляющими темными брюхами редкие уцелевшие шпили некогда прекрасных башен. Обычная для Двенадцатого Дистрикта даже в самый расцвет серость здесь кажется режущей глаз. Победители, мало что видевшие в городе после своего освобождения из больницы, сейчас бродят по улицам с нескрываемым ужасом. Питу никогда не хотелось изображать Капитолий, но сейчас руки его так и чешутся купить кисти и краски, чтобы запечатлеть всю глубину упадка столицы.

- Зато они перестали одеваться как попугаи, - раздраженно заявляет Джоанна, но ей, видно, тоже неприятна произошедшая перемена. Не то, чтобы она действительно верила в улыбки разукрашенных до уродства людей, но сейчас их понурые, осунувшиеся лица вызывают горечь, смешанную со стыдом.

Пит не встревает. Ничего не говорит, и даже старается не смотреть по сторонам. Он мало времени провел на улицах города в свою бытность солдатом Койн, но мелькающие яркими вспышками воспоминания об улицах, на которых на его глазах погибали люди, заставляют ежиться и переходить едва ли не на бег. Хорошо, что гостиниц в Капитолии более чем достаточно. Хотя они не все могут похвастаться восстановленной канализационной системой, подачей горячей и холодной воды, а так же переполнены беженцами. Можно сказать, что победители не прихотливы. Им даже хватает одной комнаты на двоих; не сговариваясь, оба победителя отбрасывают какие-либо стеснения друг перед другом, хотя Джоанна, острая на язык, все же замечает, как сильно сближают людей бесчеловечные пытки.

К Эффи Бряк Пит идет в одиночестве. Джоанна, не только наслышанная об этой капитолийской штучке, но даже знакомая с ней лично, особого восторга к ней не испытывает.

- Понятия не имею, зачем ты ее разыскиваешь? Подумай только, что могла сделать тюрьма с разумом этой легкомысленной женщины. Она нам больше не помощник. Она даже самой себе, наверное, не помощник, - фыркает она и заваливается на одну из кроватей (ту, что ближе к окну, шире и вообще, лучше) с книжкой, которую даже не открывает.

В одном из работающих магазинов Пит покупает блокнот с нелинованными листами и простой карандаш, и отказывается от поездок на общественном транспорте. Дорогу приходится каждый раз спрашивать, но его целью не является быстрота перемещения. Он хочет дышать воздухом, в котором все еще витает революция, в котором можно даже различить запах белоснежно-белых роз. Он смутно помнит, что у него было множество причин ненавидеть этот город, гротескный, излишне яркий, кричащий в своем безобразном буйстве красок. Но он никогда ненавидел его. Никогда не смог возненавидеть людей, живущих здесь, людей, ради развлечения которых каждый год умирали дети. Это не воспоминания. Это ощущения, которые сильнее памяти. Это единственная правда, которую не нужно где-то искать, потому что она уже на поверхности.

Он делает наброски не тех зданий, что сохранились. Он запечатлевает на листах разрушенные мосты и дороги, ведущие в никуда. Людей, прежде никогда не знавших физических нагрузок, людей, которые сейчас в поте лица со сведенными судорогами челюстями восстанавливают свой город, пусть и не по собственному желанию, пусть по указу свыше, но собирают все свои уничтоженные разгульным образом жизни силы. Пит не чувствует к ним ненависти. Не думает, что они заслужили все это. Он помнит собственный разрушенный Дистрикт и мечтает о том, как однажды сумеет нарисовать бескрайнее цветущее поле Луговины, зная, что эти цветы взрастают из тел его семьи.