Привычка выживать (СИ)

Если не брать в расчет постоянные остановки по пути, Пит быстро находит квартиру Эффи Бряк, хотя та расположена далеко не в центре, а в той части города, что пострадала меньше всего. Интересно, как удалось капитолийской пташке получить вид на новое жилье? Она, лично знакомая с мятежницей Китнисс Эвердин, но не сыгравшая никакой роли в революции, да еще и остающаяся уроженкой Капитолия, оказалась между двух огней. Должно быть, не обошлось без протекции Плутарха. Знать бы еще, почему он пожелал принять свое участие в судьбе этой женщины. Знать бы еще, что на самом деле произошло с ней в тюрьме и почему она все еще жива.

Жива и верна своим привычкам.

Сказать, что Пит удивляется, обнаружив своего бывшего сопроводителя при полном параде, в золотом парике и платье кислотно-розового цвета, значит, не сказать ничего. Впрочем, он рад онеметь от изумления; любая человеческая эмоция убеждает его, что он все еще человек. Отсутствие приступов неконтролируемой ярости убеждает его в том, что он все еще не переродок, созданный Капитолием.

- Эффи, - говорит он, неуклюже заходя в крохотную квартиру, обставленную с несвойственной капитолийцам простотой.

- Пит, - восклицает Эффи как можно с большим воодушевлением. Выражение ее лица при этом остается безучастным. – Рада, что ты пришел, - она не выражает ни удивления, ни недовольства, не интересуется, почему Пит вообще сюда пришел, в конце концов, они никогда не были друзьями. Она принимает его визит как нечто собою разумеющееся и предлагает выпить.

Эффи Бряк никогда прежде не предложила бы выпить несовершеннолетнему парню. Пусть даже он официально считается победителем 74 Голодных Игр. Пусть даже он неофициально считается капитолийским переродком и может рассказать обо всех спектрах боли, которые в принципе может испытывать человек под пытками любого вида.

- Да, пожалуй.

Наверное, он ожидает увидеть в шкафу из-под одежды батарею пустых бутылок. Наверное, он ждет, что холеные руки Эффи, теперь покрытые тонкой сетью морщинок, кое-где перекрываемых такими же тонкими шрамами, начнут трястись и разливать спиртное на маленький зеркальный столик. Но Эффи достает единственную открытую бутылку из бара, ставит перед Питом два бокала и разливает алкоголь твердой рукой. Совсем чуть-чуть, как истинным ценителям прекрасного.

- Это подарок Плутарха, - почему-то поясняет как и прежде яркая женщина, в глазах которой уже больше нет искр, - на победу. Какой-то коллекционный коньяк. Я не пью алкоголь, но за встречу ведь можно, Пит?

Незваный гость скованно кивает. Никто из них не произносит тоста, делают по глотку, молча, и тишина давящая, невыносимая. С улицы не доносится никаких посторонних звуков; когда Пит ставит пустой бокал на столик, от звона вздрагивают даже стены. Стены – но не Эффи Бряк. Эффи Бряк, сидящая напротив с идеально ровной спиной, в своем несуразном ярком платье, открывающем стройные ноги, идеально накрашенная даже без помощи группы стилистов, в золотом парике, такая привычная Эффи Бряк, при взгляде на которую хочется умереть.

- Ты уже устроился в Капитолии, Пит? – спрашивает она совершенно спокойным голосом, будто ведет светскую беседу.

- Я как раз хотел тебя попросить, - выдавливает он с трудом. – Попросить о помощи. Если ты, конечно, свободна.

Он представляет ее сидящей в этой же позе на диване до своего прихода. Идеально накрашена. Идеально уложена. В ярком платье, одном из тех платьев, к которым она привыкла и без которых уже не может. Вокруг нее невыносимая, давящая тишина. В ней – какая-то сломанная пустота, она ко всему безучастна, и все равнодушно к ней, будто она лишь посторонняя гостья, которая не может вернуться назад, в привычную жизнь, потому что привычная жизнь сгорела, и которая не может двигаться вперед, потому что ей просто незачем двигаться. Она может лишь так красиво сидеть на диване; красивая кукла, внутри которой ничего больше нет.

- О помощи, - повторяет Эффи безвольно, будто пытается вспомнить, что это за слово и в каком значении его употребляют. – Конечно, я могу помочь, - заявляет спокойно. Выражение ее лица не меняется. Разве что ресницы чуть дрожат. – Чем?

- Мне и моей подруге, - Пит почти не мнется, называет Джоанну своего подругой, но мысленно представляя, как «подруга» высмеет его, если вдруг узнает о своем новом статусе, - нужна квартира. Можно не в центре. Пусть будет маленькой и светлой. Я вообще не знаю, как можно обустроиться в Капитолии.

Он улыбается, неуклюже ерошит волосы. Он хочет понравиться этой женщине. Он хочет, чтобы она вспомнила о том, что он что-то значил для нее когда-то давно. Чтобы она вспомнила, как разрывалось ее сердце, когда она в последний раз отправляла его и Китнисс на Арену Квартальной Бойни. Тогда ее сердце билось, тогда она была яркой, несуразной, невыносимой, но живой.

Эффи поднимает руки, будто желая схватиться за Пита, но замирает, с недоумением рассматривая свой идеальный маникюр.

– Ты решил остаться в Капитолии, да? – в голосе ее проскальзывает какое-то недоумение. – Этот город знал лучшие времена, не так ли?