Привычка выживать (СИ)

Руки у нее пусть и не дрожат, но они должны быть ледяными. Она вся будто ледяная – такая, какой никогда не была. Раньше, на Жатвах, на которых не звучало имя Пита Мелларка, она казалась смешной, слишком, на показ, раздражающе оптимистичной.

- Я хочу опять начать рисовать, - внезапно говорит Пит, не ответив на ее вопрос; весь разговор этот буквально выводит его из себя. Разговоры о погоде, о памятных местах столицы – разве для этого он сюда пришел? Разве он пришел сюда, чтобы попросить о помощи ее?

Эффи наклоняет голову. В прежние времена, когда она была живой, золотой парик обязательно сполз бы. Или случилась бы какая-нибудь другая неприятная оплошность, которая делала бы ее обычным человеком, пусть и склонным гнаться за недостижимым идеалом. Сейчас не происходит ничего.

- Я постараюсь, чтобы одна комната была очень светлой. В городе сейчас сложно найти квартиру на верхнем этаже, но так как многие хозяева бежали или мертвы, - губа ее чуть подрагивает, - не думаю, что это будет совсем невозможно.

- Да, Эффи, спасибо, - безнадежно благодарит ее Пит и собирается уходить.

- Надеюсь, ты больше не будешь рисовать Арену, - внезапно говорит Эффи.

Конечно, нет. Сейчас совсем свежие раны нанесены революцией.

- Разве тебе не нравилось? – предпринимает еще одну попытку воззвать к Эффи Пит.

- Слишком правдоподобно. Лучше будут распродаваться тигровые лилии, - чеканит Бряк. – Хотя, конечно, ты не собираешься их продавать, так?

Пит качает головой.

- Я пока не думал об этом. Пока Капитолий оплачивает все мои расходы, - замирает, внезапно пришедшая мысль в голову совсем не кажется ему приятной. – Тебе нужны деньги, Эффи?

Та качает головой.

- Нет, Пит. Спасибо. Плутарх Хевенсби оплачивает эту квартиру и почти все мои расходы. Еще он помогает мне с работой. Ее не очень много, я, так сказать, специалист очень узкого профиля, - странная улыбка трогает ее губы. Глаза Эффи опускает, руки ее сжаты в кулаки на коленях. – Мне кажется, - говорит чуть тише, - он сделает меня своим доверенным лицом, потому что я чрезвычайно назойлива и пунктуальна. Впрочем, - поправляет прядь волос, - это могут быть только мои предположения.

Неприятный осадок остается от этой короткой исповеди. Питу совсем не нравится то, как Эффи произносит имя своего спонсора, как и не нравятся сжатые в кулаки руки. Ему хватает легкомыслия только на один вопрос.

- Ты ведь помнишь, Эффи, мы одна команда. И дело даже не в золотых украшениях.

Она не плачет. Просто одна слеза сползает по ее щеке за другой.

- Ты очень добр, Пит, - говорит Эффи с прежней, нет, с еще большей отстраненностью. - Я рада, что они не сделали из тебя капитолийского переродка. Я очень этого боялась.

Забавно, но она – единственный человек, который общается с ним так, будто не было вообще никакого охмора. Она не видела его под препаратами, не видела его сразу после пыток. Вероятно, она не видела даже его интервью из Капитолия в самый разгар восстания. И почему-то рядом с ней он чувствует себя прежним. И то, что она сама уже не является собой, то, что она безвозвратно сломана теми ужасами, которых не видит в нем, безмерно выводит его из себя.

Она не заслужила. Кем бы она ни была – капитолийской выскочкой или бездушной куклой, - она не заслужила жить в этой пустой квартире, надевать платья, в которых гуляла прежде, и делать это все не для себя. Ей самой весь этот маскарад уже не нужен, ей не нужно ничего. Быть может, она жалеет о том, что ее вытащили из той тюрьмы. Быть может, она завидует поступку печально известной Китнисс Эвердин.

- Спасибо, Эффи, - улыбается Пит и отпускает ее безжизненные руки.

Она не встает проводить его до двери. Ее маленькая квартира настолько маленькая, что она может наблюдать за ним, не вставая со своего трижды проклятого дивана. И все же Пит медлит, не смотря ни на что. Она олицетворяет все его прошлое, с жертвами, кровью, дымом от костров, ночных кошмаров после Арены, но в то же время, она олицетворяет все его прошлое, с ложью и предательством, не смотря на которой он временами был счастлив. Она знала Китнисс Эвердин. Она знала, что происходило между ними двумя, она была свидетелем того, что он уже помнит, но помнит, как безгласный наблюдатель. Он не готов так просто отпустить еще одну нить, связывающую его с тем прошлым, которое он хочет воскресить.

Как оказывается, мнимо живая или фактически мертвая, она тоже не готова.

- Мне казалось, что ты спасешь ее, Пит, - говорит Эффи очень тихо, будто надеясь, что он не услышит ее слабого голоса и уйдет. Но он слышит. Замирает на месте, чтобы не спугнуть ее. – Я так надеялась, что кто-то из вас действительно будет спасен. Всего лишь дети… - голос ее совсем срывается, - дети, которых я дважды отправляла на Арену. Ты правда не помнишь ее? – спрашивает с явным надрывом.

- Я помню ее, - говорит Пит уверенно. – Но я не помню, кем она была для меня.

- Ты вспомнишь, - Эффи закрывает глаза. Слезы все еще стекают по ее щекам и падают на руки, на платье, вырисовывая темные дорожки. – Эта боль от ожога пройдет, и ты вспомнишь. Обещай, Пит.