Привычка жить

— Ага, продала… Шубу свою я продала, Анна Ивановна. Соседке из тридцать восьмой квартиры, Оксанке.

— Ой, ненормальная! Ну чего ты творишь с собой такое, Женька? А ходишь в чем? В пальтеце том рыбьем, что в прихожей висит?

— Оно не рыбье, оно пуховое вообще-то…

— Ой, не смеши меня, старуху! Зима только началась, а она на пух какой-то надеется! А если холода вдарят, тогда что делать будешь? Замертво на асфальт падать? Так никто к тебе в таком пальтеце не подойдет, и не надейся! Скажут — пьянчужка лежит.

— Да ладно. Авось, не вдарят такие уж холода. Вы ешьте, Анна Ивановна, а то остынет!

— Ага, ешьте. Сама под дых дала, а теперь ешьте. Ты что вообще творишь такое, Евгения? Стыда у тебя нет! Да я бабушке твоей обещала, что в беде тебя ни при каких условиях не оставлю, а ты что творишь? Почему ты мне не перезвонила? Попросила бы у Наташки номер мобильника моего.

— А Наташка мне сказала, что у вас денег нет, — будто оправдываясь, нерешительно проговорила Женя. — И еще она сказала, что вы ей уже там на что-то обещали… На подтяжку лица, что ли.

— Ой, да слушай ты ее! Она и соврет, так недорого возьмет. На подтяжку ей. Ага, как же. Прямо совсем девка умом тронулась с рожей своей! Чего ее тянуть-то, скажи? Уж какую выродили тебя, такой и ходи! Все одно краше не будешь. И так уж деньжищ этих на себя перевела сколько, а толку нет. Все проваливается, как в прорву какую.

— Ну, ей же тоже хочется красивой быть.

— Ладно. Вот погоди ужо, разберусь я с ней! Ишь, вздумала моим кошельком руководить, поганка! Так какой ты соседке шубу свою продала, я запамятовала?

— Оксанке. Из тридцать восьмой квартиры.

— Что ж, пойдем.

— Куда, Анна Ивановна? — опешила Женя.

— Как куда? К Оксанке твоей и пойдем! Шубу выручать надо? Надо. На новую-то тебе я все равно не потяну. Сколько ты за нее взяла у Оксанки?

— Тысячу евро.

— Это сколько же, если по-русски? — задрала к потолку глаза Анна Ивановна, соображая. — Ага… Ну что ж, понятно… Пошли, Евгения!

— Ой, да подождите вы, Анна Ивановна! Ну сами посудите, как мы к ней пойдем? Чего скажем? Отдавай, мол, шубу обратно? Нет, неудобно как-то. Она ведь у меня ее не отбирала, я сама ее уговорила купить.

— Ну и что? Ну, уговорила, потом взяла да и передумала! Не будь ты такой мямлей, Евгения! Вставай, пошли!

— Нет, погодите. К ней, наверное, сейчас нельзя.

— Это почему это?

— Ну… — замялась Женя неловко, опуская глаза, — как бы вам объяснить… И вообще, на нее, знаете ли, в лифте напали недавно, она еще в себя не пришла. А тут мы еще завалимся. Неудобно же!

— Да брось ты, Жень! Вот все у вас с бабкой твоей через реверансы делается! И она вот такая же была! И чихнуть не умела попросту! А я человек рядовой, мне все эти ваши реверансы до лампочки! Вставай, пошли! Я сама с ней говорить буду. Ну, чего расселась? Пошли, говорю!

Женя и опомниться не успела, как Анна Ивановна решительной поступью прошествовала в прихожую, как окликнула ее властно уже из открытой двери квартиры:

— Евгения! Ну где ты там? Пошли, говорю! Ну? А то я одна пойду!

Жене ничего больше не оставалось, как потрусить за ней послушной овечкой. А что было делать?

Оксанка показалась в дверях заспанная и растрепанная, перевела взгляд с Анны Ивановны на Женю, торопливо запахнула полы шелкового халатика-кимоно.

— Ты, что ль, Оксаной будешь? — опередила Женины объяснения Анна Ивановна.

— Я… А что такое?

— Да ничего особенного… Войти-то можно, иль как? Мы с Женей не кусаемся.

— Заходите… — произнесла Оксанка буднично и зевнула во весь свой молодой яркозубый рот. Потом встряхнула головой и вопросительно уставилась на Женю — что, мол, происходит такое? Объясни.

— Ну, девонька, давай с тобой будем договариваться по справедливости, — приступила к переговорам Анна Ивановна, едва перешагнув порог квартиры. — Тебе, что ль, эта ненормальная шубу свою последнюю продала? — указала она решительно на Женю.

— Ну да, мне. А шо такое?

— Шо, шо… Выкупить ее у тебя хочу, вот шо! Все равно тебе с нее толку не будет! На чужом горе, девонька, в рай ни на кобыле не въедешь, ни на крылушках туда не влетишь! Так что уступи обратно подобру-поздорову, пока не случилось с тобою плохого!

— Ой, да чего вы меня плохим пугаете!.. — махнула рукой Оксанка совсем по-бабьи, подстраиваясь под тон старухи. — Со мной тут такое приключилось, что хуже уж и придумать нельзя! Куда уж хуже-то! На меня же маньяк напал, когда я в этой шубе в лифт зашла! Первый раз и одела только! Правда, я его газом траванула, но все равно…

— Вот видишь! Потому оно с тобой и приключилось, что ты на чужой беде в рай въехать решила! Разве можно последнюю одежку у человека забирать?

— Так я и не забирала, что вы?.. Женя сама.

— Ну ладно, девушка, чего мы тут попусту будем переливать из пустого в порожнее? Отдавай обратно шубу, и дело с концом! А деньги я тебе верну! Все до копеечки!

— Ой, да ради бога… Забирайте, конечно. Мне сейчас эту шубу… Бр-р-р! И денег мне никаких обратно не надо.