Мы пожали друг другу руки, и я ушёл. Я бросил сумку с одеждой на пассажирское сиденье, и был уже на полпути вниз по склону, когда понял, что не мог больше терпеть. Я должен был знать, что она упаковала, и что она ожидала, что Фиона будет носить.
Молния на сумке завизжала, когда я открыл её. Обувь была в отдельном зашнурованном мешочке. Это были белые кроссовки на липучке, простые и незамысловатые. Было ли это неправильно, что я находил их такими сексуальными в их чистой простоте? Отсутствие чувственности, складки на задниках, где они были помяты. То, как язычки торчали в беспорядке. Пятка на левой кроссовке была более стоптанной, чем на правой. Ей нравилась её левая нога. Это была самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.
У меня были интимные чувства к пациенту посредством пары кроссовок.
Я сунул их обратно в сумку, не глядя на одежду, и застегнул молнию, заявив себе, что я никогда не посмотрю на них снова. Но проблема была не в кроссовках. Это был я. Проблема была во мне.
Глава 21.
ФИОНА
Джонатан казался одержимым физической активностью. Его не было за столом для пинг-понга, а когда я пошла искать его после обеда, то обнаружила на баскетбольной площадке под фонарями. Его движения отражали игру: два коротких удара, а затем продолжительный свист, когда мяч проходил через сетку корзины. Он поймал мяч и начал заново. Площадка была заполнена всеми видами психов, сбившихся в кучки в тёмных углах ночи под огнями. Никто не подошёл к Джонатану. Он был воплощением угрозы с красным флагом. Мистер Джокер. Мистер «У меня тысячи друзей».
Я прислонилась к столбу, на котором было закреплено баскетбольное кольцо.
— Вижу, ты заводишь друзей.
— У меня есть ты, Фи. — Мяч в корзине. — Мне не нужны друзья, — улыбнулся Джон.
Я не ожидала какой-либо радости от него.
— Кто вытащил палку из твоей задницы?
— У парня не может быть перерыва? Что я должен сделать? Получить ещё один сердечный приступ? — Он осмелел. — А у тебя как дела? Пыталась напасть на своего терапевта в последнее время?
— Не пыталась, болван.
Джонатан передал мне мяч, грубо. Он выбил из меня воздух, но я поймала его.
— Двадцать четыре часа самоконтроля, — сказал он. — Одиночество для тебя лучше.
Джонатан вернулся. Парень, который не мог меня терпеть, который дразнил, упрекал и играл на моих нервах, пока я либо не выходила из себя, либо не била его.
— А ты? — сказала я, передавая мяч обратно так грубо, как могла.
Он поймал его без проблем и повёл дальше.
— Ты не такой уж и отличный пример для самоконтроля. Если я захочу пример, то я смотрю на Терезу.
— В один прекрасный день и она лопнет. — Мяч в корзине. — Оставит кружева и жемчуга, — он показал взрыв руками. —
Я поймала мяч на лету.
— Кстати, она сказала, что ей жаль, что она рассердилась на тебя, — я бросила мяч брату. — Судя по всему, она материлась.
— Я её не осуждаю. Но да, она потеряла самоконтроль. С этого момента я буду примером того, как удерживать своё дерьмо внутри. Всё, что я смогу контролировать, я буду держать в узде. Готово. И прости, Фи, но я буду держаться от тебя подальше. Ты плохо влияешь. От папы тоже буду держаться подальше. Он ещё хуже. Мне хочется разбить ему лицо, — Джон замахнулся для броска и промазал. Снова взяв мяч, он произнёс:
— Контроль. Для всего перед моими глазами.
— Ты думаешь, что это так легко?
— Да, думаю. Это выбор. Я вижу, что грядет безумие. Ты. Рейчел. Затем я. И теперь я знаю, каковы признаки. Я понял. —
Я поймала его мяч на середине отскока.
— Ты бредишь.
— Ты знаешь, кем была одержима моя девушка, прежде чем умерла?
— Богом? — Я сделала бросок, и
— Тобой, — он поймал мяч в воздухе. — Говоря о бреде. Она думала, что она — дерьмо. Думала, у вас была настоящая жизнь.
— Почему? — Эта информация странно кольнула меня. Я была разной, но восхищения мной даже в списке не было. Тем не менее, желание необъяснимой близости пульсировало вокруг восхищения, когда я была уверена, что вообще никогда не встречала Рейчел.
Джонатан набивал мяч, но не делал броска.
— Она была обычной, нормальной девушкой. Из плохой семьи, но всё равно она была реальной. То, как мы живём, было для неё словно сказкой, — он засмеялся и бросал мяч, пока тот не пролетел над его головой. Он поймал его и снова принялся набивать. — Когда она увидела, как ты жила, как тратила деньги, она восхитилась этим. До меня должно было дойти уже тогда. Думаю, то, что я не видел этого, начало беспокоить меня больше всего, когда я услышал о ней и папе. Как это дерьмо могло проскользнуть у меня под носом. Мне не нравится быть слепым. Я чувствовал, будто получил бейсбольной битой в затылок. Затем вечеринка, я просыпаюсь, а ее нет.
Он сделал удар.
— Она была реальной, а потом... её не стало.
— Потому что она хотела быть нами.
— Сумасшедший конченый мир, — сказал он, передавая мне мяч.