Рабыня часто может оказаться, иногда к своей тревоге или ужасу, в фокусе бескомпромиссной, свирепой жажды, желания настолько сильного, что оно не может быть удовлетворено чем-либо иным кроме обладания ею, когда мужчина думает лишь о том, чтобы сорвать с нее одежду, бросить к своим ногам и надеть ошейник. Именно так чаще всего и хотят рабыню. А кого еще, кроме рабыни могли бы так хотеть? Разве что свободную женщину, ошейник для которой уже заготовлен, женщина, которая вот-вот должна быть порабощена, женщина, которую захотели самым жестоким способом, которым могут хотеть женщину, то есть захотели так, как хотят рабыню.
Но рассмотрите также и чувства женщины, которая вдруг осознала себя, возможно, не ждано ни гадано, центром такой жажды, объектом такого вожделения, желанной добычей неутомимого, решительного охотника. Каковы будут ее чувства, когда она обнаружит, что стала столь жутко и неудержимо желаемой? Как она почувствует себя, получив от кого-нибудь предупреждение о том, что ее отчаянно и бескомпромиссно хотят, жаждут, как рабыню, и хотят оскорбить ее ошейником. Однако, одновременно со своим ужасом, разве может она не быть польщена, взволнована, возбуждена, и даже возвеличена и обрадована до глубины души, от осознания того, что открылось новое поразительное измерение ее желанности? Возможно, свободная женщина, будучи предупреждена о том, что стала объектом охоты, постарается убежать и спрятаться. Но она знает, что ее будут искать, неутомимо, возможно даже со слинами. Будет ли охотник удовлетворен чем-то меньшим, чем привести ее в свой лагерь на поводке, голую, с закованными в наручники за спиной руками и, конечно, в ошейнике? Какая женщина не надеется вдохновить такую жажду? Какая женщина не хочет быть настолько красивой, чтобы смочь вдохновить такое бурное, неистовое желание? Что лучше засвидетельствует ее ценность, что может быть лучшим доказательством волнительности ее женственности, славы ее восхитительной, уязвимой женственности, как не такое неудержимое желание мужчин, желание сделать своей рабыней.
Но давайте попробуем исследовать эти вопросы не в контексте неволи, где они настолько драматично умножены и усилены, что стали почти непередаваемо и неузнаваемо отличаться от более прохладных широт обычных желаний и страстей, а скорее попытаемся исследовать их в контексте более трезвых и более прохладных желаний, основанных на расчете и благоразумии.
Даже свободная женщина, закутанная в свои одежды и вуали, может испытать охватывающие ее, тревожащие, пронзительные эмоции от понимания того, что мужчина ее хочет так, как самец хочет самку. Среди этих эмоций могут быть потрясение, страх, чувство беспокойства, горящее румянцем лицо и понимание своей слабости, осознание того, что ее сила — это далеко не сила мужчины. Конечно, любая женщина могла бы задуматься над тем, каково это могло бы быть носить цепь того или иного мужчины на своей шее. Но одно следует понимать ясно. Когда мужчина хочет женщину, он хочет иметь ее, буквально, иметь ее, обладать ею, владеть ею полностью, открыто объявлять ее своей рабыней. Он может не признавать этого, но именно этого он хочет. Безусловно, нельзя владеть свободной женщиной как рабыней, поскольку она — свободная женщина. С другой стороны можно владеть рабыней, как невольницей, без ханжества и лицемерия. И они продаются. Но даже свободная женщина, при условии, что она неглупа как пробка, понимает мужчину, который действительно ее хочет, как самец хочет самку, хочет ее полностью, а именно, как рабыню. И тогда ее задача заключается в том, чтобы сокрушить это его желание и заверить, что он никогда не сможет иметь ее такой, как ему хотелось бы, как его рабыню. Безусловно, тем самым она обманывает обоих, саму себя и своего компаньона. В отрицании его, она отрицает себя, а также и свою женственность. Эта проблема никогда не может возникнуть с рабыней, знающей, что ею будут владеть и использовать как рабыня. В конце концов, она и есть рабыня. К тому же, она не хочет половинного или четвертного обладания свободной женщины. Свободная женщина может настоять на послаблениях, оговорках, ограничениях и компромиссах, но рабыня не может. Как движимым имуществом, ею будут владеть, управлять и использовать в качестве рабыни, которой она и является. Ее хозяину достанется не некая ее часть, как это могло бы быть в случае со свободной женщиной, предоставляющей ему это из благосклонности, но вся она, потому что она — рабыня. Соответственно, не дают выбора, кроме как отдать всю себя, но ведь это именно то, чего она желает в своем сердце, не иметь никакого выбора, кроме как отдать себя полностью.
Когда-то она боялась или негодовала на мужчин? Ей доставляло удовольствие издеваться мужчинами, мучить их? Она презирала мужчин? Она пыталась использовать их в своих целях? Она пыталась разжечь их потребности, а потом использовать их, как оружие, против них же самих? В любом случае маневры, борьба, торговля, третирование, договоры и игры в прошлом.
Теперь она стоит перед мужчиной на коленях, голая и связанная.