Приз Гора

«И что? — спросила себя Эллен. — Какой тогда смысл во всех этих разговорах об оскорблении, позоре, деградации и прочих „прелестях рабства“. Подозреваю, что такие мысли скорее переполняют мозги свободных женщин, чем беспокоят рабынь. Конечно, зачастую свободные женщины, по причине их зависти и ревности, прилагают все возможные усилия, чтобы отравить жизнь рабыне, позорить и оскорблять ее, относиться к ней как к никчемному, униженному объекту и так далее. Но мужчины предпочитают нас! Мы — женщины, которых они хотят. Мы — женщины, которых они покупают! Конечно, и мы можем чувствовать оскорбление, позор, унижение! Мы что, не женщины? Мы должны повиноваться немедленно и без сомнений. Нас можно использовать так, как мужчины пожелают. И иногда мужчины вынуждают нас испытать нашу собственную бесполезность, особенно если мы — женщины, отбитые у врага или забранные у презираемых варваров, годные только для рабского труда и удовольствий ошейника. Мужчины могут получать удовольствие, оскорбляя нас. Им ничего не стоит сделать так, что мы будем гореть от позора. Они могут проследить, чтобы нам хорошо напомнили, что мы — рабыни, что наш статус — это статус презренной шлюхи, что мы уязвимы, что мы беспомощны, что мы бесправны, что мы движимое имущество, что мы теперь не больше, чем домашние животные. Они хорошо умеют заставлять нас помнить о нашей никчемности и деградации. Их руки учат нас и доминируют над нами. И вот что странно, мы можем найти правильность, уверенность и спокойствие в том, чтобы быть презираемыми, униженным, в исполнении непритязательных домашних работ, в мойке полов, полировке ботинок, в уборке комнаты, в стирке белья, и даже в том, чтобы ползти к господину с его сандалиями в зубах. И мы можем сами умолять о самых оскорбительных и позорных из веревок или цепей. И для них ничего не стоит, довести нас до того состояния, в котором мы сами начнем просить, бесстыдно протягивая к ним наши тела, поднимая их вверх к нему, как самые уязвимые и униженные из рабынь всего лишь ради самого мимолетного прикосновения кончика его пальца. И иногда посреди нашей деградации, нашего позора, нашей пылкой мольбы, нашего желанного и необходимого унижения, с нами происходит такое, что навсегда останется вне кругозора свободной женщины. А откуда она может знать, что такое восторг рабыни, над которой доминируют. Лично я думаю, что в целом, рабыни редко чувствуют себя оскорбленными, пристыженными или униженными. А почему они должны делать это? Что за абсурд! Они красивы, они желанны, их ценят. Они — прекрасный и драгоценный элемент гореанской цивилизации. Ну разве они не особенные? Неужели, если бы они не были такими, мужчины стали бы предлагать за них цену и торговаться за них с таким рвением?