Признаки жизни

– Ну да, бывает, – сказал он. – Ничего страшного. Пойду умоюсь, возьму чистую одежду в прачечной.

Мэл заморгал.

– Что?

– Ты же не нарочно, – предельно рассудительным тоном ответил Голова-Татуха. – Я и сам растяпа.

– Нет, погоди. Минуточку… – протянул Мэл в замешательстве. – Я опрокинул на тебя поднос с этой фигней, а тебе хоть бы что?

– Я… – Голова-Татуха сделал глубокий вдох, успокаиваясь. – Я не злюсь. Без обид, приятель. – Он протянул Мэлу руку.

Мэл недоверчиво посмотрел на нее.

– Ты вообще на меня не злишься? Ты не в ярости? Не хочешь мне врезать?

«Да, хочу», – сказали глаза Головы-Татухи.

– Не-а, – ответил верзила. – О нет, сэр. Зачем? Ты вроде нормальный парень. Да, ты совершил ошибку, но потом извинился.

– Нет, не извинялся.

– Ну, практически.

Тут до Мэла наконец дошло, в чем тут дело.

Голова-Татуха просто мечтал устроить драку – но не смел. Он знал, что за нее придется расплачиваться, а потерять репутацию он боялся меньше, чем попасть в руки «регуляторов».

Вся эта затея оказалась куда более сложной, чем предполагал Мэл.

Первый удар должен нанести Голова-Татуха. Это важно. Нельзя допустить, чтобы Мэл выглядел смутьяном; все должно выглядеть так, словно он – невинная жертва, отражающая атаки агрессора. Тогда «регуляторы» не слишком сильно его побьют и, возможно, даже его пожалеют. По крайней мере, он на это надеялся.

А это означало, что он должен спровоцировать Голову-Татуху – но так, чтобы никто не принял это за провокацию.

– Забавно, – сказал Мэл.

– Что именно? – спросил Голова-Татуха.

– Ну, когда такого парня, как ты, выставляют идиотом… а именно на него ты и похож, если по тебе течет это варево… он обычно выбивает все гоу ши из обидчика. Так и должно быть. Но ты ведешь себя смирно, словно ягненок. Поздравляю тебя с этим. Кто-то назовет это трусостью, а, по-моему, это самообладание. Знаю, его легко принять за трусость, но они слегка друг от друга отличаются.

Верзила нахмурился. Слово «трусость» он уже услышал дважды, и это ему совсем не нравилось.

– Прекрасная точка зрения, – сказал он, – и до некоторой степени я с ней согласен.

– Думаю, ты совсем не привык к тому, чтобы тебя называли большим жирным трусом.

– Такое прозвище не пришлось бы мне по душе.

Было видно, что здоровяк испытывает огромное напряжение. Он оскалился и – похоже, сам того не замечая – сжал кулаки.

– И я не стану так называть человека, – сказал Мэл, – хотя человек, который дает задний ход, если может за себя постоять, по определению является трусом.

– Мне. Кажется. Что. Ты. Должен. Умолкнуть.

Голову-Татуху раздирал внутренний конфликт. Все жилы в его теле напряглись. Желание броситься в драку становилось почти непреодолимым.

Еще немного, и он взорвется. Еще разок его подколоть, и все.

– «Бесхребетная тварь», – сказал Мэл. – В наше время уже нечасто так говорят, верно? Человек, которому не хватает храбрости. Вот еще одно выражение: «кишка тонка». Похоже, есть целая куча терминов для человека, который не может дать сдачи. К счастью, ни один из них к тебе не относится – ведь в данной ситуации ты ведешь себя весьма достойно. Мало кто стерпел бы такое. Большинство со стыда бы сгорели, если бы…

И тут – наконец-то – это произошло. Не в силах сдержать свою ярость, Голова-Татуха бросился на Мэла, размахивая кулаками.

27

Мэл успел поднять руку и отразить первый удар, но сразу за ним последовал второй – прямой в челюсть. Его Мэл блокировать не смог; он пошатнулся, и в голове у него зазвенело.

Собравшись с силами, он сблизился с противником и провел несколько неплохих ударов по корпусу – неплохих, но, похоже, они не оказали никакого эффекта. Мощное тело Головы-Татухи просто поглотило их. Мэл провел апперкот, но противник как ни в чем не бывало заключил его в медвежьи объятия и прижал Мэла к стене. Мэл сцепил руки вместе и принялся колотить Голову-Татуху по голове и плечам. Здоровяк рычал, осыпая Мэла оскорблениями на смеси английского и китайского.

Все остальные заключенные вскочили и одобрительно заревели. «Дра-ка! Дра-ка!» – скандировали они, размахивая кулаками. Такую потасовку нечасто можно было увидеть в исправительном учреждении № 23, и от этого она становилась еще более увлекательной и драгоценной. Наконец-то они могли выплеснуть всю накопленную агрессию, все подавленное раздражение. Люди ничего не могли с собой поделать: это было похоже на прорыв плотины. Двое драчунов стали гладиаторами, которые позволяли всем остальным дать выход своим обидам и вражде. В течение нескольких прекрасных минут заключенные могли посмотреть на то, как эти двое борются, колотят, мутузят, дубасят друг друга – то есть фактически делают все то, что остальные хотели сделать, но не решались.

Голова-Татуха усилил нажим, и у Мэла затрещали ребра. Ему становилось все тяжелее дышать, и он понял, что серьезно просчитался. Может, этот человек действительно создал свои мышцы в качалке, но они все равно были сильными и вполне годились для того, чтобы кого-нибудь задушить.

Оставалось только одно средство. Мэл ударил противника головой в переносицу.

Ничего не вышло: тот даже не вздрогнул.