Но эти странности не терзали меня, повторяю: всё это время я смотрел на себя со стороны, в изумлении – ясном изумлении, откуда и пришло моё нынешнее облегчение.
Я вспомнил только одно, я уже рассказывал: первое прикосновение наших рук, наш первый поцелуй… Не так и много. На самом деле всё просто: я знал, что наверняка должно было быть первое прикосновение рук, первое лобзание губ… как во всех романах…
Когда воспоминания об этом первом поцелуе стали более чёткими – он всё время казался мне самым естественным, ничуть не порочным, пусть даже и в губы… В губы? Но я даже в этом не был уверен. Напротив: вполне возможно, что этот поцелуй был в щёку – как поцелуй Рикарду,
Боже мой, Боже мой, кто бы мне сказал, что я всё ещё нахожусь на середине своего Крестного пути, что всё, что я уже перенёс – ничто по сравнению с новой пыткой – о, на этот раз, пыткой вполне реальной, а не просто наваждением…
Действительно, однажды я начал замечать определённые изменения в отношении Марты – в её жестах, в её лице: неясное смущение, необычная отстранённость, несомненно из-за некоторого беспокойства. Тогда же я заметил, что она уже не так страстно отдавалась мне.
Теперь она проводила меньше времени в моём доме, а однажды вечером, впервые, не пришла.
На следующий день она не обмолвилась о своём отсутствии, а я не осмелился её о чём-либо спросить.
Однако я заметил, что выражение её лица всё же изменилось: вернулась прежняя меланхолическая безмятежность, но теперь эта безмятежность была другой: более светлой, более чувственной, более спокойной…
И с тех пор она стала реже появляться у меня – то приходила в непривычное время, то заходила и тут же уходила, даже не обняв меня.
Так что теперь я жил в нескончаемом страдании. Каждое утро я просыпался в страхе, что мне её не хватает. И с самого утра, не выходя из дома, я ждал её в горячечном волнении, которое ломало меня, сжигало меня.
Сама же Марта и не думала оправдывать своё отсутствие, свои отказы. А я, хотя и желал её, горячо желал, не решался задать ни малейшего вопроса.
В общем, я должен пояснить, что с самого начала нашей связи наша душевная близость закончилась. Действительно, с тех пор как Марта стала моей – я смотрел на неё так, как смотрят на того, кто превосходит нас и кому мы всем обязаны. Я получил её любовь как прихоть королевы – как то, чего меньше всего можно было ожидать,
Вот почему я не проронил ни слова.
Я был всего лишь её рабом – рабом, которому отдалась развратная патрицианка… Раз это так, тем более извращённым было гнетущее меня беспокойство.
………………………………………………………………………………
Однажды вечером я решился.
Прошло уже много времени с назначенного часа, а Марта так и не появилась.
– Ах! что она делает прямо сейчас? Почему она не пришла!?…
Как бы там ни было, мне нужно было хоть что-то знать!
Уже не первый раз, когда мне её не хватало, я был готов искать её. Но я никогда не осмеливался выйти из своей комнаты, по-детски опасаясь, что пусть и поздно – она всё-таки появится.
Однако в тот день я смог победить. Я решился…
В раскалённом нетерпении я помчался в дом своего друга…
Я нашёл Рикарду в кабинете за ворохом бумаг: он отбирал свои неопубликованные стихи для двухтомного издания, с составлением которого возился уже больше года.
– Рад, что ты появился! – крикнул он мне. – Поможешь мне в этом ужасном деле!…
Я что-то пробормотал ему в ответ, не решаясь спросить о его супруге, единственной причине моего неожиданного визита… Быть может, она дома? Маловероятно. Хотя, может быть…
Я увидел её только за ужином. На ней был дорожный костюм…
………………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………
Теперь все мои навязчивые идеи полностью исчезли, но превратились в ревность, ревность, которую я скрывал от своей любовницы как нечто постыдное, которую пытался скрыть даже от самого себя, подменяя её прежними фантазиями. Но каждый раз тщетно.
И всё же не проходило более трёх дней, чтобы Марта не отдалась мне.
Физический ужас, который её тело раньше вызывало во мне, снова вернулся. Однако этот ужас вместе с ревностью заставляли меня ещё больше желать её, ещё больше распускались огненными цветами мои любовные судороги.
Я стал часто повторять тот же опыт: бежал к ней домой в тот вечер, когда она не приходила. Но каждый раз встречал там Рикарду. Марта появлялась только за ужином… А я из-за своей невероятной застенчивости никогда не спрашивал о ней – я даже забывал это сделать, как будто бы и пришёл только для того, чтобы встретиться с другом…
Правда, однажды поэт удивился моим несвоевременным визитам, моему нервическому виду, и с тех пор я уже ни разу не осмелился повторить этот опыт, который был, к тому же, ещё и бесполезным.
Я решил следить за ней.
Однажды вечером я сел в