– Кхм, – кашлянула мисс Лэнгли, ее брови изогнулись над сверкающими голубыми глазами.
Ларкен осмелился бросить на нее еще один взгляд и увидел, как она кивнула в сторону пустого стула рядом с ним.
Ее стула.
О да. Он же должен был выдвинуть его для нее. А не стоять на месте, вожделея невинную свояченицу хозяина дома.
Невинную? Едва ли. Соблазнительную? Абсолютно.
Сбитый с толку, Ларкен отодвинул ее стул, царапнув ножками по натертому полу с таким звуком, словно бритвой провели по ремню, и этот звук резанул по ушам и заставил всех присутствующих обратить на него внимание.
Барон даже не смел снова посмотреть в ее опасные голубые глаза, или в чьи-то другие глаза, которые, без сомнения, сейчас устремлены на него.
Только для того, чтобы посмотреть куда-то (а не на щедро выставленную напоказ грудь мисс Лэнгли) он наобум уставился на хозяина дома.
Холлиндрейк сидел со стиснутыми губами, приложив к ним салфетку, чтобы скрыть дрожащий подбородок.
Чертов ублюдок смеялся над ним!
Конечно, так и должно быть, потому что герцог точно так же счел прибытие Ларкена веселой шуткой. Да, он с радостью готов был помочь арестовать преступника, но, как и Ларкен, считал совершенно невероятным, что леди Филиппа или мисс Лэнгли освободили капитана Дэшуэлла из тюрьмы, не говоря уже о том, что привезли этого человека в Холлиндрейк-Хаус. И, несмотря на большие размеры дома, Холлиндрейк заверил Ларкена, что скрыть кого-то от слуг почти невозможно.
– Благодарю вас, мистер Райдер, – промурлыкала девушка. – Но теперь вам разрешается сесть, – подколола она, но, разумеется, вежливым тоном.
– Да, конечно, мисс Лэнгли, – сумел выговорить Ларкен, а затем споткнулся о ножку ее стула, когда обходил его, и почти наткнулся на герцогиню, возвращавшуюся на свое место.
Он ощутил внезапную тишину в комнате, когда все уставились на свои столовые приборы или на бокалы для вина, лишь бы не видеть очередного проявления его неуклюжих манер.
В самом деле, Ларкен, сказал он себе, тебе не нужно так убедительно разыгрывать деревенщину. Кроме того, ты здесь, чтобы разузнать, приложили ли мисс Лэнгли или леди Филиппа руку к освобождению Дэшуэлла.
А учитывая взгляды, которые она продолжала бросать в его направлении, мисс Лэнгли казалась такой… согласной… завести с ним дружбу, что, возможно, будет… хм, разумно, подыграть ей, завоевать ее доверие и выведать ее секреты.
О да, в этой маскировке такое поведение будет вполне характерно. Словно в какой-то дурной трехактовой пьесе из «Ковент-Гарден».
«Неуклюжий викарий и невинная дева».
Он еще раз посмотрел в ее направлении и вот опять, этот ее взгляд, который приводил его в полное замешательство. Нет, пусть это будет «Добродетельный викарий и роковая соблазнительница».
– Ну вот, теперь мы все здесь, – проговорила герцогиня с царственным спокойствием и безмятежной улыбкой, которой противоречил решительный блеск в глазах. – Мистер Райдер, вы окажете нам любезность, прочитав молитву, перед тем, как мы начнем?
Прочитать что? Ларкен вскинул на нее глаза. Без сомнения, он расслышал ее неправильно.
– Молитву перед едой? – с намеком повторила герцогиня.
– Да, о, да, молитву, – запинаясь, произнес Ларкен. – Да, конечно же. – Затем он задумался и попытался вспомнить, что нужно сказать, потому что прошло уже довольно много времени с тех пор, как он молился.
Потом, по какой-то причине, барон бросил взгляд налево, на мисс Лэнгли.
Вернее, на груди мисс Лэнгли, которые с этого угла выставлялись напоказ, словно пара голубок на блюде.
Глава 4
После обеда, леди, как всегда, удалились в зеленый салон, и Талли обнаружила, что сестра крепко схватила ее за локоть.
Что ж, она знала, что не оберется неприятностей за то, что спустилась к обеду, одетая подобным образом, но, вообще-то, подумала девушка, взглянув на непроницаемое лицо сестры, в этом была виновата сама Фелисити. Не то чтобы ее сестра-близнец собиралась признать эту вину.
Тем не менее, лучше всего переждать, пока схлынет первая волна претензий, поэтому Талли покорно позволила вести себя по длинным коридорам, пошатываясь на высоченных каблуках одолженных туфель.
О, платье сидело на ней великолепно, но туфли жали и оказались слишком высокими для ее далеко не грациозной походки.