Признание разведчика

Среди тысяч ставших достояние гласности страниц — ни одного упоминания о «шпионской деятельности» Этели. Даже в списке вопросов, приготовленных ФБР в середине июня 1953 г. на случай, если Юлиус Розенберг согласится заговорить, лишь один вопрос касался Этели: «Знала ли Ваша жена о Вашей деятельности?».

Теперь также известно, что даже директор ФБР Эдгар Гувер и его заместители были против высшей меры наказания для Этели Розенберг. Когда судья Кауфман обсуждал с Вашингтоном вопрос о мере наказания Розенбергам, ФБР направило в правительство меморандум, в котором оно выражало свою позицию против вынесения Этели смертного приговора, а рекомендовало 30-летний срок тюремного заключения.

Однако президент с этими материалами ознакомлен не был. Генеральный прокурор Браунелл сделал все возможное, чтобы оградить президента от сострадания к молодой женщине, матери двоих детей. По его указанию Министерство юстиции сочинило и направило президенту меморандум, в котором Этель отводилась роль вдохновительницы «преступления».

А те роковые минуты Эйзенхауэр не проявил лучших качеств своего характера — самостоятельности, справедливости, милосердия.

Через час после решения Верховного суда канцелярия Белого Дома объявила, что президент Эйзенхауэр отклонил просьбу осужденных о помиловании.

Истекали последние часы перед казнью, назначенной на 8 часов вечера. На всех улицах, ведущих к тюрьме Синг-Синг, были установлены заграждения, выставлены вооруженные патрули. Проводка электрического стула была проверена, и исполнявший по совместительству обязанности палача электрик был на своем месте.

Этели и Юлиусу дали возможность в последний раз побыть друг с другом в камере, где на самом видном месте был установлен телефон прямой связи с министерством юстиции на случай, если они все-таки решат заговорить.

Розенбергам было разъяснено, что если они захотят признаться во всем и назовут своих сообщников, им стоит лишь поднять трубку этого телефона. Такое признание явится основанием для смягчения их наказания. Но даже родительские чувства не заставили Юлиуса и Этель воспользоваться предоставленным им шансом к спасению. Последние их письма дают представление о том, что испытывали в эти часы осужденные.

«Всегда помните, что мы невинны, — писала Этель сыновьям за два часа до казни, — и не могли пойти против своей совести». В конце письмо Этель просила Эммануила Блока передать детям ее медальон с десятью заповедями, цепочку и обручальное кольцо как знак их «неумирающей любви».

За несколько минут до смерти она написала последнее короткое письмо Эммануилу Блоку:

«Дорогой мой человек!»

Я оставляю свое сердце всем, кому я дорога. Я не одинока и умираю с честью и достоинством, знаю, что мы с мужем будем оправданы историей. Позаботьтесь, чтобы наши имена всегда были светлы и незапятнанны ложью».

В то время, как Юлиус и Этель прощались друг с другом, их защитники в Нью-Йорке и в Вашингтоне отчаянно пытались использовать остававшиеся у них юридические аргументы, чтобы добиться отсрочки казни или президентского помилования.

Белый Дом остался глух к призыву адвоката Э. Блока обратить внимание на то, что в решении Верховного суда об аннулировании отсрочки исполнения казни одновременно указывалось, что оно «не должно быть истолковано как согласие с целесообразностью применения в данном случае смертного приговора». Эйзенхауэр оказался глух и к переданному адвокатом последнему прошению Этели о помиловании, которое, как было объявлено Белым Домом в 19.32, «ничего не добавило к мнению президента по этому делу».

В 19.45 в Нью-Йорке судья Кауман отклонил ходатайство защитника Маршалла.

Только много лет спустя я узнал обстоятельства последних минут жизни моего друга и его жены. Ровно в 20. 00 в сопровождении охраны Юлиус Розенберг вошел в камеру, где находился электрический стул. Он молчал, выглядел сосредоточенным, серьезным, как будто ему предстояло совершить важное ответственное дело. Сам сел на смертный аппарат. Палач быстро подсоединил к его телу нужные контакты. Не проронив ни слова, не издав ни звука, Юлиус расстался с жизнью. В 20.06 он был мертв.

Через несколько минут в камеру смерти ввели Этель. На ее лице не было ни страха, ни тревоги. Взгляд ее был спокойным, осмысленным, доброжелательным, перед тем, как сесть на страшный стул, она протянула руку к сопровождавшей ее надзирательнице, притянула ее к себе и поцеловала в щеку. Это был как бы прощальный поцелуй, который она посылала своим детям, родным, друзьям и жизни на нашей грешной земле. В 20.16 Этель была мертва.

Газета «Нью-Йорк таймс» писала, что Розенберги приняли свою смерть с самообладанием и хладнокровием, которое удивило всех присутствовавших.

Глава XII Истину не скрыть