Признание в любви

Силится встать. Морщится от боли, приподнимается голова и плечи.

– Подними меня.

– Зачем?

– Мы с тобой уйдём. Сейчас.

– Ирочка…

– Принеси палку.

– Какую палку?

– Ты раньше занимался.

– Зачем?

– Обопрусь на неё… и мы уйдём.

– Договорились… уедем утром, уже скоро.

– Не могу больше ждать… я ничего не просила… без неё мне не встать.

Отворачивается. «Не может ждать». А я не хочу помочь. Она ведь раньше делала всё сама, сделает и сейчас. Нужна только палка.

Смотрит на меня:

– Ты обещал…

Её глаза мне верят.

Что же я? – Не знаю, что сказать. Молчу.

– Ты далеко.

Помогаю сесть. Надеюсь, что потом ляжет, уговариваю:

– Утром будет врач и перевозка. Перед процедурами нужно поспать. Может сделать укол?

– Столько вкололи… хочу быть вместе, а они отстраняют. Когда ты рядом, мне легче… Обними меня крепче.

Прижимаю, боюсь сделать больно.

– Сильно-сильно… как раньше.

Стискиваю. У меня на плечах холодные руки. Лицо оказывается рядом с моим ухом, которое лучше слышит.

– Я тебя люблю… хочу, чтобы ты знал.

Закололо сердце, – также у меня было в переворачивавшейся машине. Медленно опускаю на кровать.

Шёпот… в нём нет надежды, в нём – отчаяние:

– Ты обещал… обещал, что уедем.

……………………..

Тишина. Говорят Ирины глаза. Умоляют меня.

…………………….

Время идёт, идёт …

– Боря, не могу… поздно будет… Боря – а, пожалуйста.

Задышала часто, вдохнуть глубоко не получается:

– Помоги …

Ловит мою руку. Наклоняюсь, обнимает за шею. Ей тяжело, не отпускает. Старается подняться. Поднимаю, прижимаю к себе, Ирочка невесомая. Холодные губы.

Меня не отпускает.

Напрягается изо всех сил, хочет вдохнуть. Но дальше горла воздух не идёт.

Кричу: «Люда!». Голос не слышу.

Стала задыхаться. Пытается сказать – не удаётся. Не хватает воздуха. Губы просят: по-мо-ги.

Люда накладывает кислородную маску, звонит в «скорую». – «Едем».

Дышит хуже и хуже, маска не выручает. Что-то мешает внутри.

– Где вы? Задыхается! Не дышит!!

Соединяют с врачом другой машины. Военная «скорая»:

– Положите на пол, делайте искусственное дыхание.

Кладём на коврик рядом с кроватью. Я давлю на грудь, Люда не может вдуть. Там что-то не пускает.

Меняемся местами. У меня лёгкие больше. Пытаюсь. Только громкое выдыхание. Почему мой воздух не идёт к ней?

Люда давит, отпускает – я вдуваю…

…………

Люда нажимает, отпускает – я вдуваю…

Ничего не можем сделать…

С каждым несостоявшимся вдохом уходит жизнь.

Люда нажимает, отпускает – я вдуваю…

Уходит Ирочка…

Уходит…

…………..

Пульса нет… я – на коленях. Руки трясутся. Сердце бьётся часто и останавливается. Мне всё равно.

Опять бьётся. «Скорые» приезжают одновременно. Одна письменно подтверждает…

Пустота…

Стою … кажется, да, стою. Ног нет, не чувствую. Они только что были согнуты перед Ирой в поклоне, в последней попытке изменить судьбу. Её судьбу, нашу судьбу. Руки продолжают чувствовать только Иру, но ведь я стою, мои руки висят, в них нет жизни. Почему же Ирина грудная клетка давит мне на руки? Только что было наоборот – изо всех сил нажимал я. Теперь она. А губы – это не мои, я чувствую, что это Её – они солёные от слёз, они только что пытались сделать ей вдох. Не смогли… Сколько я ни старался. Её руки чувствую у себя на шее. Не отпускают… Они холодные… Я не могу их согреть…

Упасть не боюсь. Что-то меня держит, я стою – а должен лежать рядом с ней.

Не могу смотреть. Если бы и мог, не увидел бы ничего, кроме своих слёз.

В тишине слышно, как в голове рывками продолжает стучать сердце. Не сердце, а его половина, та, что оставлена Ирой. Зачем? Она продолжает обо мне заботиться… никуда не ушла. Она здесь.

То, что случилось, не может быть, не может быть – и всё. Я в это не верю.

… И потом, это не я, это совершенно другой человек.

* * *

Другой человек не слышит звонки в дверь, как Люда открывает. Кажется, тот, другой, что-то говорит, а может, и нет.

Я не могу ничего слышать – меня нет. Я ушёл вместе с Ирой. Разве она может быть одна? Я любил и не мог оставить её там, одну. Мы ушли. Меня нет, нет меня больше…. И хорошо, что нет.

Тот, другой человек, что-то говорит и делает. Я не знаю, что и зачем, я не понимаю его и не хочу понимать. Это он и врач со скорой – тот самый.

– Почему так долго? Она задыхалась… а вы.

– Зато недолго мучилась.

Дыхание у того человека перехватило.

– Дам палкой по башке – совсем не будешь мучиться.

– Да, не буду.

Продолжает спокойно заполнять бумагу, ставит время – 4 часа 55 минут, подпись.

Я обещал… что утром уедем… уже утро… я обещал…

Человек читать ничего не может и не хочет… Зачем ему? Он посторонний, то, что случилось, его не касается. И подписать ничего не может, руки трясутся, не держат ручку.

Человек сидит в темноте в большой комнате. Он не видит, слёзы не дают. Набегают потоком и текут… На губах остались Ирочкины губы, по ним тоже текут слёзы, очень солёные. Чья соль? Моя или Ирина? Руки продолжают удерживать её тело, я пытаюсь согреть его своим теплом. Как и раньше. Я с ней, и она со мной. Мы всё равно вместе. Так и будет…