Признание в любви

А если я не ушёл, если это я? Мы должны быть вместе… Боже, Ты же есть, – возьми меня к ней… Господи, она не может быть одна, без меня! Не может, я Тебе говорю!.. Ты же знаешь! Где, Ты, Господи?.. Я молю Тебя, Господи… Возьми меня…

Приезжают санитары. Заходят. Продолжаю сидеть.

Не получается встать и выйти. Ноги свело. Руки трясутся, пытаются им помочь и не могут. Только что они не смогли помочь Ирочке.

Санитары сейчас уйдут. Уедут… уедут Все… и Ирочка моя… с ними… Навсегда…

Ноги не слушаются. Голова дрожит, нет сил поднять, льются слёзы. Они вытекают, боль внутри усиливается. Это конец… конец всему… Иры нет. Ничего нет… И не будет… Господи! Возьми же меня… Не могу я тут.

Ничего не чувствую… Бог меня услышал и принял. Вот сейчас… наконец-то возьму её за руку. Ничего не вижу. Пытаюсь протянуть руки навстречу и не могу поднять. Почему темно? Страшный короткий вой… не ангелы. Вой повторяется ближе и сильнее. Заслужил… мне сюда и нужно, не смог помочь Ирочке… теперь… это не важно. Главное, что её душа там, а моё место именно здесь. Жду.

И опять жуткий долгий вой, в третий раз. И топот. Зачем ждать? Ведь я в другом месте. Меня не найдут! Ноги сами пошли навстречу. Упал. Встал. Попадаю в нашу спальню. Там Люда. На полу, на том месте, где была Ира, стоит Бэтси.

Выгнулась, шерсть дыбом. Это она старалась вернуть Ирочку своим жалобным призывом. Не смогла. … И её вырвало на роковое место. Есть ли у кошки слёзы, не вижу – мои глаза залиты.

Сижу в большой комнате. Не понимаю, зачем. Заходит Люда: «Может быть, примете лекарство?» – она медик. Тот, другой, не отвечает, он не знает. Знаю я: лекарство есть только одно, – сейчас же оказаться там, с Ирой, и взять её за руку. Немедленно. А то опоздаю… Как только что опоздал… Другой молчит. Он знает, что лечение убило веру в этих врачей… выручал я, всегда, у Иры сохранилась только одна вера – в меня… вера последней надежды – надежды на меня… другой не осталось… – я обещал, что никогда её не оставлю. А я… – оставил.

«Когда вы давили, – говорит Люда, – я была у Ириных губ… она шептала: „Прости“ – у неё оставался воздух, последний… Она отдала его вам».

Она ушла
безликим утром,
В изгибе
полноводных рек,
Глаза закрылись
перламутром
прозрачных век.
Она была.
Мне не заменит
Её ни Бог,
ни человек.

Эпилог

«Всё на свете можно исправить, кроме смерти», – это Сервантес.

Героя романа Джеймса Джойса «Улисс» умирающая мама просила молить Бога о ней, стоя на коленях, – он не встал. Присутствующие потом напоминали: «Почему ты не встал? Мама надеялась. Ей было бы легче».

Ира никогда ничего не просила для себя, и тут всего-то – попросила забрать из кругов ада: они сужались и сужались. Надежда осталась только на меня. Ирочка моя, она же не может встать, упрашивает помочь… она просит – дай хотя бы палку. Она обопрётся на неё и уйдёт, мы уйдём. Не дал… надежду.

Самое страшное – когда на твоих руках умирает единственный для тебя человек. А ты ничего не можешь сделать. Ничего… Ирочкину просьбу слышал Бог. Это Он напоминает и будет напоминать мне.

Все добрые сказки похожи – заканчиваются одинаково: невзирая на невзгоды, преграды и трудности, люди находят друг друга, любят, живут долго и, главное, – умирают в один день. Во все времена понимали: если жизнь счастливая, а потом уходит один, то для оставшегося это – невыносимая мука. Потому и называется – «сказка».

Мы с Ирой, как сиамские близнецы, в которых по-настоящему любящих людей превращает долгая, или, непоправимо короткая, как у нас, жизнь вместе. Нас двое, а жизнь одна, общая. Таких людей нельзя разделить. Мы ушли вместе, я не оглядывался. Зачем?

Другой человек, который остался вместо меня, делает то, что нужно. Не получается: не может набрать сообщение на телефоне, слёзы не дают увидеть буквы, а когда различает, не попадает пальцем, – дрожат руки. Позвонить не удаётся, слова ждут в памяти, а звуки остались в горле, их залили слёзы.

В её телефоне так много знакомых и незнакомых людей, что человек долго не может разобраться. В сообщении два слова «Ира ушла».

Слова отправлены. Страшная весть передана. Он принимает слова других людей. Иногда в трубке только рыдание.

– Борис, это я…

– Вы меня помните, я…

– Вы меня не знаете, мы с Ириной…

– Мы вместе с Ириной Михайловной…

Соболезнуют, восхищаются Ирой, благодарят за заботу. Все хотят сказать ей «спасибо». Ответить человек не может. Ему нужно учиться разговаривать. И ходить он не умеет – держится за стенку. Что нужно делать и зачем не знает. Как же он сможет жить? Но главное в другом – он не хочет.

Траурные обязанности. Их нужно выполнять. Можно на них не обратить внимания: как предложат, так пусть и будет. А если как раньше, как делали вместе, всегда, до сегодняшнего дня? Тогда важно всё. Сейчас это важно для одного, того, на ком осталась последняя забота. Выбираю гроб.

– Зачем вам такой? Есть дешевле. Все берут и довольны.