Признания Адриана Моула

Побывал в гостях у матери. Я не могу более считать этот дом своим. Маффет изменил его до неузнаваемости. Теперь у матери полок больше, чем в справочной библиотеке. Все работает. К затычке раковины в ванной даже цепочка приделана. Маффет не расстается с инструментами, бродит по дому и выискивает, что бы еще обрезать, удлинить, закрутить или ослабить. Мать ходит за ним по пятам, как дрессированный пудель. Противно смотреть. Они пока не расстались со своими нелепыми намерениями пожениться. Маффет попросил меня быть его шафером! В ответ я иронически рассмеялся. Рози будет подружкой невесты, с этой целью она собственноручно смастерила себе платье – вульгарное до предела. Радость педераста: розовый шифон, открытые плечи и атласные розочки, которые все это безобразие скрепляют. Набоков, почему ты не дожил до этого дня!

Я не мог заставить себя переночевать под одной крышей с матерью и Маффетом и нашел пристанище у бабушки. Но не прошло и двух минут с момента моего появления, как бабушка потащила меня на кухню и вынудила восхищаться поделками Маффета, на сей раз кухонным гарнитуром. И почему этот человек всюду лезет? Мне больше нравилась прежняя бабушкина кухня, о чем я ей и сказал прямо и начистоту.

Бабушка заказала себе наряд на свадьбу из каталога “Литтлвудз”. Расплачиваться она собирается в рассрочку в течение двух лет. Интересно, “Литтлвудз” понимает, на какой риск идет? Бабушка не может похвастаться отменным здоровьем, а вот скончаться в любой момент может.

Перед бегством обратно в Оксфорд заскочил к Берту Бакстеру. Какая-то бродячая педикюрщица стригла Берту ногти на ногах. Завидев меня, он гаркнул:

– Ох, чтоб меня, да это же младший Моул! И когда у тебя прыщи сойдут, паршивец ты этакий?

Педикюрщица – карлица с грязными ногтями и бегающим взглядом – предложила сделать мне педикюр. Я с содроганием отказался. Когда карлица удалилась, я заварил Берту чай, сделал бутерброд со свеклой и открыл банку темного эля. Ел он и пил, как обычно; хорошими застольными манерами Берт никогда не отличался. Потом он принялся вспоминать свою покойную жену Квини. Мы оба расчувствовались, и Берт признался, что “ждет не дождется, когда же он присоединится к своей девоньке”. Штык утратил свирепость (вместе с зубами). Даже лай его значительно потерял в громкости. Никогда не видел, чтобы собака так скоропостижно поседела. И я обеспокоился, заметив, что Штык сильно исхудал. Ошейник теперь болтается на нем, как кольцо вокруг Сатурна.

Среда, 9 августа

ФАКС: к сведению Джона Тайдмана, эсквайра, директора Радио-драмы.

ДАТА: 9 августа.

КОЛ-ВО СТР.: 739.

ТЕМА: “Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины”

Вручаю Вам мой роман. Пожалуйста, прочтите его немедля и сделайте из него радиопьесу. Я запрашиваю 1000 фунтов. Прошу пустить его в эфир до 8.30 вечера. Моя бабушка снимает слуховой аппарат ровно в 8.35, и ни секундой позже.

А. Моул.

Пятница, 11 августа

Центр радиовещания

Дорогой Адриан Моул,

Совсем рехнулся, парень? Ты застопорил мой факс на целых восемь часов. Рукопись в 739 страниц не посылают по факсу. Ее аккуратно упаковывают и отсылают по почте.

Либо ты, либо мой факс стер все гласные в твоем романе “Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины”. Рукопись кишит согласными, гласные же едва просматриваются или вообще не видны. Ты рассчитываешь на тысячу фунтов? Я изрядно повеселился.

Лично я не переделываю романы в пьесы, на Би-би-си я исполняю роль директора отдела драмы – провожу политику, заказываю новые тексты и т. д. Если ты хочешь, чтобы твой безгласный роман драматизировали, займись этим сам.

Твой (постольку, поскольку так принято подписываться)

Джон Тайдман.

P.S. Я уезжаю в Австралию. Надолго.

Четверг, 17 августа