Призовая лошадь

Яростно работая хлыстом, Идальго заставлял Гонсалеса вклиниться в ряд бегущих впереди лошадей. Тот, казалось, нюхом учуял опасность и сердцем ощутил отчаянье своего хозяина. Гонсалес, закусив удила и теснясь к барьеру, как гром, обрушился на своих соперников. Затаив дыхание я смотрел на его маневр, потом в страхе закрыл глаза. Открыл я их тогда, когда толпа взревела от ужаса. Вино Фино вздрогнул, у него подкосились передние ноги и, пригнув голову, с отчаянным, душераздирающим ржанием он рухнул на землю. Чтобы не раздавить упавших, жокей Мафосты рванул лошадь в сторону, а Лонгден, стремясь не упасть, прижался к ограде, сбился с темпа, затем снова выскочил на середину дорожки и продолжал скачку. Но было поздно. Гонсалес подобно урагану несся по финишной прямой к заветной черте. В каком удивительном ритме работали его ноги! Это был пепельно-белый Пегас, одержимый сверхъестественным стремлением, сметавший все на своем пути. Зрители следили за перипетиями борьбы, затаив дыхание. Когда Фэр Тракл снова припустила в надежде наверстать упущенное, на трибунах раздался грохот, вскоре перешедший в некое подобие стона, — Гонсалес, нещадно подстегиваемый Идальго, пересек финишную черту. Заезд кончился. Гонсалес стал победителем.

Мистер Гамбургер бросился мне на шею плача. На трибунах царила полнейшая растерянность. Всякий раз, когда происходит подобная неожиданность, большинство публики начинает протестовать, рвать билеты, осыпать проклятьями не только сильных мира сего, но и мира того, потустороннего, разносить на все корки своего жокея, виня его в проигрыше; но в конце концов все успокаивается, зрители сосредоточиваются на следующем заезде, погружаются в изучение «Рейсинг форм» и навсегда забывают происшедшее. На этот раз возбуждение не проходило долго. Неслись возгласы: «Foul! Foul!»[38] Группки игроков в вылезших из штанов рубахах, без шляп, с вылупленными, ошалелыми глазами носились взад и вперед, крича и потрясая в воздухе газетами и программками. Они требовали пересмотра заезда и наказания. «Foul!» — орали они, осаждая судейскую трибуну. Там, сдерживаемые решетками и нарядами полицейских, они вздымали кулаки и продолжали выкрикивать проклятия и угрозы. Кто-то стал бить бутылки и ломать стулья. Другие сгребали вороха бумаг и поджигали их. Полиция приступила к активным действиям.

Лошади возвращались в паддок. Публика свистела. Спешивались жокеи. Гонсалес, галопируя с презрительной элегантностью, приближался к кругу для победителей. Его приветствовали оглушающим свистом. Казалось, что в зрителей вселился бес, что они вот-вот ринутся с трибун, вылетят на скаковую дорожку и линчуют и моего коня, и Идальго в придачу. Внезапно протестующий свист сменился ревом удовлетворения.

— Что случилось? — спросил я мистера Гамбургера.

Публика бешено зааплодировала.

— Ничего особенного. Просто нас хотят лишить победы в заезде. Вот и все. Смотри, — сказал он, показывая на светящееся табло.

Там большими желтыми буквами было написано: «Inquiry», что значит: «Опротестовано». Голос диктора, перекрывая гул толпы, возвестил:

— Внимание… Внимание… Жокеи Вино Фино и Фэр Тракл опротестовали победу Гонсалеса. Просьба к публике сохранять приобретенные билеты. Судьи удаляются для изучения пленки, на которую отснят заезд. Пока не будет вынесено окончательного решения, результат заезда аннулируется.

Теперь уже веселились пострадавшие, дружески похлопывая друг друга по плечу в ожидании благоприятного сообщения. Они не сомневались в исходе судейской экспертизы. Какие тут могут быть сомнения! Протест был представлен Лонгденом, самым уважаемым жокеем Калифорнии, шедшим на фаворите. Стало быть, судьи должны положить на одну чашу весов слово Лонгдена, на другую — Идальго, иностранца, едва разумевшего по-английски, подозрительное лицо которого к тому же не говорило в его пользу. Мало того, Идальго представлял интересы иностранца, столь же неизвестного, как и он сам, да еще сопровождаемого тренером, который, по мнению ипподромных завсегдатаев, скорее походил на греховода, чем на коневода. Хорошенькое акционерное общество! Да, вряд ли у нас был шанс выиграть эту тяжбу!

Спешившись, Идальго подошел к нам. Удивление и негодование живо изображались на его лице. Он не понимал того, что случилось. Он видел только сотни грозивших ему рук, видел непристойные жесты в свой адрес, слышал оскорбительные выкрики и яростные проклятия.

— Что случилось? — спросил он. — Что происходит с этими психами?

Мистер Гамбургер положил ему руку на плечо и отвел к решетке, ограждавшей судейскую ложу.

— Говорят, что ты допустил foul. На этом основании хотят лишить нас победы…

Разинув рот, Идальго с недоумением уставился на нас.

— Нет, друзья мои, объясните им, что ничего подобного не было, объясните, пожалуйста. Никакого foul тут не было. Скажите им прямо.

— Я ничего не имею права объяснять, — ответил мистер Гамбургер. — Все это ты должен будешь сам объяснить судьям.