Призрачная деревня

«Прости, братишка. Надо б тебя утешить, о чём-то радостном рассказать, да нет сил у меня. Живём мы тут совсем худо. Коля запил сильно. Уже какую неделю пьёт и пьёт, а как выпьет – так и с мамкой, и с Нюрочкой все дерётся. А в прошлую пятницу поймали его Фофановы, с которыми мы чуть не породнились, с канистрой бензина у своего дома, да такой крик подняли. Еле убедили их всем селом заявление в милицию не нести. Помнишь старого Карпыча? Так он очень душевно с ними поговорил, упрашивал. Что горе у нас, а в горе все равны. И уже неважно, когда близких хоронят, в чём папу покойного подозревали. И в чём самого Колю подозревают… Ты же ведь знаешь, что про него говорят – что он сам эти лопасти опустил, когда ты под машину полез? Что всё из-за того, что ты, когда тот клад сдал и от них – от Коли с папой – открестился, то их будто бы так против воли на чистую волю вывел. Но Фофановы старика послушали, и так мы ещё одного несчастья чудом и избежали.

Повезло нам: мамка-то сама не своя. Когда Катька сбежала с тем партийным, что в Зуевку приезжал – я тебе о том раньше писала – она забралась в погреб и там двое суток в темноте на земле пролежала. Мы уж с Нюрочкой хотели в колхозе машину просить и мамку тоже в больницу вести – сильно за неё напугались, думали, как бы такого, как с папой, не вышло, но, видишь, и в тот раз беда обошла… Значит, если подумать, не всё так худо, как я тебе в начале написала… Но я только и плачу день-деньской. Особенно, когда Егорку кормить мой черёд. Так я заранее как больная становлюсь, и реву – остановиться не могу. Это совсем жутко стало, братишка.

Стыдно так говорить, но мне очень жаль, что мамка отказалась сдать его в ту больницу, где такие, как наш Егорка. Ей-то легко – она теперь от зари до зари в колхозе работает, в три смены, и не видит его толком – на ночь-то мы его в сарае запираем, как зверя, разве только на цепь и не посадили пока (хотя и надо бы. Не столько из-за себя – нам-то что терять? – сколько перед соседями стыдно). А нам ведь с Нюрочкой кормить его… Нет, не могу про это писать… Мы даём ему сырых кур, Яша! Нет, вру я, вру – рука не поднимается писать, что эти куры достаются ему живыми…