Призрачная деревня

За что же нам всё это? Нельзя так говорить, неправильно – меня бы засмеяли за такие слова – но я всё чаще думаю, что всё так, будто мы и впрямь прогневали бога. Знаешь, я ведь снова была у той бабушки-знахарки из Зуевки. Она советует нам покреститься – нам с Нюрочкой и мамке. И поспешить с этим. Я спросила и про тебя. А она сказала, что ты уже крещён, и давно. Так ли это? И как такое могло быть? Если правда, расскажи, Яша.

А я вот думаю к словам бабушкиным прислушаться. И Нюрочка согласна тоже. А с мамкой говорить пока сложно. Вообще о чём угодно. Она хлеб свежий вчера сама выбросила зачем-то, а потом искала по всему дому да нас ругала.

Ладно, неважно это. Ты, главное, выздоравливай там, братишка! Один ты у нас остался, главный теперь в семье. Если не на тебя – больше ни на кого нет надежды».

Яшка кое-как добрел на разъезжавшихся костылях до деревни. Вот и дом родной. Он и не ожидал даже, что так к нему привязан: едва разглядел знакомую крышу, как сердце сжалось, а к горлу подкатил ком. Как же, оказывается, соскучился!

Но из трубы, которая внезапно стала такой дорогой, не шёл в этот холодный и почти зимний день дым.

Доковылял – хотя как же хотелось бросить проклятые костыли, и бегом припустить, вспомнив детство! Открыл дверь, опираясь и придерживая плечом.

Не топлено, не прибрано. Пусто. На столе – кусок чёрствого хлеба, явно не первый день брошенный, и никому дела до него нет. А как раньше сёстры по дому хлопотали, щебеча: то бельё для стирки в одну кучу сваливали, то пыль смахивали. Смеялись, дразнились. Мать на печке что-то готовила, поглядывала краем глаза и посмеивалась. Потом отец с Колей приходили с работы, и Егорка с ними возвращался, встретив по дороге – специально ходил встречать – счастливый, как будто важное дело сделал. И сразу бежал к столу, который уже накрывали – шкодливо пытался что-то оттуда стянуть.

Он и сейчас здесь, хотя Яшка и не сразу заметил: сухая серая фигурка сливалась со стеной. Егорка – хотя Маринка и писала, что он давно ни на что не реагирует и не говорит – брата, похоже, узнал: ощерился по-звериному. От такой улыбки – а это точно она – дрожь пробрала, поднимая дыбом все волоски на теле.

Яшка невольно отступил на своих костылях, едва в авоське, брошенной на полу, не запутавшись.

– Егор? Помнишь меня? – спросил, борясь со звериным страхом.

Существо – да как можно продолжать звать его братом? – продолжая щериться, зашипело по-кошачьи. И вполне явно, медленно, кивнуло.

Что же теперь такое вокруг творилось?

Нет, не так.

Что же натворил Яшка?

Встретившись с мёртвыми пустыми глазами – узкие зрачки, как кончики игл, неестественные в полутьме, и кололи так же, как те иглы – Яшка сделал ещё шаг назад.

Чтобы выйти – нужно повернуться полностью вокруг себя на костылях. Подставить беззащитную спину – а не вцепится ли?

Холодный пот, выступив раз, пополз сетью капель по лбу, щекам, подбородку, спине, бокам, бёдрам… И не заботит тело, что мороз стоит в нетопленом доме почти как на улице.

Не недолго колебался Яшка – решился. Повернулся спиной. Снова открыл дверь, прижимая её плечом – чуя кожей уколы узких зрачков, слыша шипение и ещё какой-то гадкий звук, чуть ли не квохтанье.

Вышел. Вдохнул глубоко.

Нет, он бы сейчас нисколько не отказался снова быть в покое тихой палаты. Лежать на кровати с расшатанными пружинами и говорить с соседями ни о чём – благодать! Жаль, что раньше не оценил.

Яшка смотрел в серое нервное небо. Если и были где-то ответы на вопросы, которые он и задать-то боялся – то это в Васильевском, которого нет на карте.

У Лизы, которую не видел больше двух месяцев – но оттого любил нисколько не меньше.

И кто только придумал «с глаз долой – из сердца вон»? У того человека точно не было ни единой привязанности. Иначе бы он знал, что невозможность обнять – и ощутить тот единственный запах – прижаться к единственным в мире губам, прошептать «люблю»… да что там – просто молчать вдвоём! – только усиливают желание сделать всё это снова, вернуть, а никак не забыть.

Но что подумала Лиза, когда он внезапно исчез? И что подумает она, молодая, прекрасная, увидев калеку на костылях?

В очередной – и который за день! – раз Яшка ощутил комок в горле.