Призрачная деревня

Но Денис тогда не стал спорить. Было не до того. Да и где-то в глубине разума понималось: прав Игорь. Пусть уж лучше так – самому Денису полезнее.

– Что-ты сегодня совсем не алё, – заметил Игорь. – Ты как тут будешь? Всё ок?

Вряд ли нападение той непонятной дряни – если оно и случилось на самом деле, а не привиделось, и Денис не сам разорвал на себе рубаху в порыве какого-нибудь припадка – было нормой. Но чем дальше, тем меньше хотелось посвящать брата ещё и в это.

– Нет. Толчок без тебя не найду.

Игорь хмыкнул: видимо, посчитал попытку ехидничать неплохим началом.

Они как раз дошли до посёлка, хотя называть его так – перебор. Там всего семь рубленых низких домов: по три с каждой стороны, и последний, самый большой, в центре.

В нем и жили Оборины. Тётка как раз развешивала бельё – прямо на заборе.

– Нашёлся? – крикнула она и широко улыбнулась, когда братья приблизились. Дёрнула головой – закачались большие красные серьги, как гроздья ягод. Денис, каждый раз, как их видел, не мог глаза оторвать.

Не то, чтобы его занимали всякие женские штуки – но уж очень цепляли варварские тёткины серьги в приложении к юбке до пола и бесформенной серой кофте. Все остальные, встреченные здесь за сутки, тоже носили нечто подобное («На них прям мешки. Как богомольцы», – заметил Игорь. Ну, а что взять с сектантов?) Но таких уродливых, кичливых, кричащих серёг не было ни у кого.

Денис снова на них засмотрелся. Игорь же детским тоном ответил тётке, как будто без пояснений не очевидно:

– Да, тёть Оль. Нашёлся.

Собственно, Оборина не приходилась им тёткой – но терминов для обозначения подобной степени родства, наверное, не было. Во всяком случае, братья их точно не знали.

– Ну, вот и славно. Как раз к ужину вернулись.

Как ни странно, ели сектанты вполне вкусно. Второй день никаких постных каш, которые представлял Денис. Сочное жареное мясо, пряные грибы, острые печёные овощи, пироги с мёдом.

– Кушай, кушай, сынок, – подкладывала тётка.

– Всё своё, домашнее. Сами все растили, сами собирали, – наколов гриб на вилку, хвастался бородатый Оборин – то ли брат тёткин, то ли сват – в их родословной сам чёрт ногу сломит, а уж Денис и подавно в неё не вникал.

– Ой, а я и забыла… Будете сыр, ребятки? Я на прошлой неделе сделала.

И алкоголь тут был, чего Игорь очень не одобрял: считал, что Денису он сейчас лишний.

От домашней настойки тёткины щёки разрумянились в цвет серьгам. Когда она смеялась – и часто – их прорезали ямки.

А тётка в свои шестьдесят с копейками всё ещё привлекательна. Её мужеподобная и угрюмая дочь Верка – ровесница Игоря – этим похвастаться не могла.

После ужина Игорь стал прощаться. Тётка в ответ ему целый мешок с собой собрала.

На прощанье брат обнял Дениса, стукнул по спине:

– Ты тут не одичай… А в субботу и я приеду.

– Ну что, братцы? – весело спросил Оборин Дениса и двух женщин, когда проводили. – В «Дурака»?

Верка отказалась – села плести что-то из коры. А тётка зажгла лампы – Игорь не обманул насчёт благ: даже электричества, и того не было – и присоединилась к Оборину и Денису.

Он не играл в «Дурака» лет двадцать – но нехитрое развлечение неожиданно отвлекло и от сна на поляне, и, к счастью, от того, что осталось в городе.

– Ну, Ольга… Вижу – быть тебе снова в дурах, – смеялся Оборин, звучно шлёпая об стол картами.

– Ой Степан, ой Степан… А на, – вторила тётка, качая серьгами.

В сущности, они ведь совсем неплохие люди. Простые, добродушные. Открытые – совсем ведь чужого человека в свой дом пустили, ни о чём не расспрашивая.

Что-то стукнуло в стену. От неожиданности Денис выронил карты. Но никто из Обориных, казалось, не придал шуму значения. Только тётка подняла глаза к потолку и покачала головой.

– А вот, получайте! – подбросила козырную даму.

В трубе завыло. Ветер? Но когда уезжал Игорь, был полный штиль.

Стук повторился снова. Что-то тяжёлое с размаху ударило теперь в ближнюю стену – в шаге от Дениса.

– Что это? – голос противно дрогнул.

Тётка улыбнулась и встала, взяла с полки банку с молоком.

– Марваночка шалит. Чужака почуяла, – объяснила, как само собой разумеющееся.

Открыв форточку, она выплеснула за неё молоко.

– Кто?..

Денис, очевидно, спросил совсем тихо: тётка, возвращаясь за стол, погладила его по руке и вернулась к картам:

– И кто тут у нас дурак, а, Степан?

3

– Стой! Вот урод!

– Звони в полицию!..

– Да я не… Я не…

– Ублюдок! Убийца! Пошёл вон отсюда!

– Я не…

Она могла хотя бы всё скрыть. Как десятки, тысячи делали до неё, сделают в будущем и делают прямо сейчас. Сотни таких, как она, раздвигают ноги от скуки, праздности, от корысти, в погоне за мечтой – да мало, что ли, причин? И сам Денис был не без греха – что уж таить – но всякий раз он оставлял всё за порогом, не нёс домой. Она же решила уничтожить разом шесть лет брака.

– Ты сам виноват! Ты не мужик!

Она могла бы – даже если не удержалась от неуместной, ненужной исповеди – не говорить хоть это. Но её всё несло. Она попрекала и попрекала, сравнивая с другими.

И её голос снова и снова звучал в тишине по ночам, когда умолкали все звуки.

Нет ничего хуже ночей.