Братец Игорь – частый материн гость – на сей раз решил до смерти извести конкурента. Подходило время жертвы, и мать попросила принести её в обмен на услугу – то есть, даже плату, как таковую, не взяла.
Игорь согласился.
Пуговица одного, прядка волос другой… Ничего сложного – так и Вера умела.
Вот жену Денискину, Яну, бес и попутал, как говорится. Стала каяться в том, о чём бы по своей воле до самой смерти молчала.
Попутал он и Дениску: хотя и трусоват братец, а в драку кидаться стал. Слабость его позже о себе знать дала – когда не вынес всего и в петлю полез. Хорошо, что Игорь за ним смотрел: иначе, конечно, никакой бы жертвы не вышло.
А так – она состоялась. Была принята и понравилась.
Это для всех хорошо. Конкурент Игоря отправился в мир иной. И Марваночка до сих пор довольна… А то, что Вера снова страдала, места себе не находя – что ж, разве кто виноват, кроме неё самой?
До чего же больно видеть, как Марваночка с ним забавляется, как меняет облик, чтобы его соблазнять. А ведь ей-то, Вере, нет никакого дела до того, в каком обличии перед ней Марваночка. Ей всё равно: главное, чтобы была.
Но ничего… Не первый раз, и, увы, не последний. Когда-нибудь Марваночка и с ним наиграется. И тогда, когда он ей надоест, снова ощутит Вера в своей постели тепло и тяжесть жилистого шершавого тельца и почувствует длинный ласковый язычок.
На дне колодца
Она всё же нашла колодец.
– Если найдёшь – все твои желания исполнятся, – говорила мама. – Будешь счастливой.
– А как понять, что это он? Что тот самый? – Таня знала историю наизусть до последней буквы, но всё равно просила рассказать снова. Слушала бы и слушала – да хоть и пять раз в день.
– Выглядит, как самый обычный. Но ты сразу его узнаешь: ведь он не простой, волшебный! Стоит не возле жилья, а в месте глухом и безлюдном, там, где и пить толком некому. Да ещё и на пересечении дорог.
На этом месте Тане отчего-то всегда становилось сладковато-жутко. Даже дыхание перехватывало.
– Ты подойди к нему, непременно слева, и внутрь загляни, в глубину. Увидишь: там, в самом низу, человек сидит. Накидка на нём, на голове – капюшон. Лица его в темноте ты не разберёшь, да и не надо тебе, не вглядывайся особо. Ты лучше монетку достань заветную, которую для того специально готовила и долго с собой у самой груди носила. Скажи своё желание шёпотом и монетку эту вниз сбрось. Бросила, подождала немного – разворачивайся, и, не оглядываясь, уходи. А если что услышишь или увидишь – никому про это не говори. И про то, что к колодцу ходила, не рассказывай. Жди три дня. Пройдут они – и сбудется твоё желание.
– Только одно? А если ещё захочется загадать? Другое?
Мама хмурила брови.
– Нет, так не выйдет. Колодец только раз просить можно – а больше ничего не получится. Будешь пытаться – себе навредишь. Так что желание нужно заранее до мелочей обдумать, чтобы твёрдо знать, чего хочешь – и только потом колодец искать.
Мама советовала сказку её чужим не слишком-то пересказывать, но в детстве Таня не могла удержаться – хвасталась подружкам секретом. Говорила, что знает, как сделать, чтобы счастливой стать. Те сначала слушали так внимательно, как сама Таня – дыхание затаив – но потом, час спустя, день или два – смеяться над ней начинали. Очень обидно от этого становилось – кому понравится, когда считают дурой, которая всякий бред сочиняет? Но мама, хотя и упрекала за то, что её историю Таня при себе не держала, потом всегда успокаивала:
– Не слушай никого, Танюша. Вырастешь, найдёшь тот колодец – и тогда сама над всеми посмеёшься.
Находила ли его мама? Таня ни разу не спрашивала – и, повзрослев, понимала, почему. Ответит мама «нет» – вера в её рассказ упадёт. Скажет «да» – а ещё и подробностями поделится – и растает сказочный флёр, такой притягательный, без следа.
Правда, как-то мама обмолвилась, что узнала про тот колодец от бабушки.
Бабушку Таня не знала: та ещё до её рождения умерла. Остались только мамина память и единственная старая фотография. Таня много раз её видела – тревожную и отчего-то привлекающую.
Двое молодых мужчин и женщина стояли на берегу реки. Лица у всех суровые, напряжённые – как будто удара ждали. Руки в жилах, одежда мешковатая – сложно представить, что такую и в самом деле носили. Женщина – худая, сутулая, морщинистая, с тощей косицей через плечо – и есть бабушка.
Когда мама сказала, что здесь ей нет и пятидесяти, Таня не поверила.
– А это дети её, мои братья, – сказала мама. – В той реке, что за их спиной, оба и утонули.
– Как утонули? Совсем? – напугалась маленькая Таня.
– Нет, просто спрятались, – натужно рассмеялась мама и погладила по носу. – Пойдём кушать? Хочешь кисель?
С тех пор она о братьях ни разу не говорила, но история врезалась в память, и в последние годы вспоминалась довольно часто.
После смерти мамы Таня вспоминала все её истории.
Ей бы пора и собственной дочери их пересказывать – особенно любимую, о колодце – но время шло, а всё некому.