— Тебе не нужно рассказывать мне, что я с тобой сделал и как сильно это ранило. Поверь мне, я знаю. Я облажался, и от этого у меня скучиваются внутренности. Никто не ненавидит меня больше, чем я себя сейчас, — говорит он мне, пока ровное биение его сердца не дает мне развалиться на части.
— С тех пор как ты была ребенком, все, чего я хотел, — это защитить тебя от таких мудаков, как я, но как только я почувствовал твой вкус, мне захотелось большего. И поверь, я знаю, насколько все это хуево. Я никогда раньше не приглашал кого-то вернуться в “Vixen”, но ты? Черт, Аспен. Когда я понял, что это ты…Ничто и никогда не выводило меня из себя так сильно. Ты залезла мне в голову, и я не знал, что делать, и, несмотря на то, что ты младшая сестра Остина, я хотел сделать это снова.
Он делает паузу, как будто ему нужно время, чтобы придумать, как выразить это словами, не заставляя меня ненавидеть его еще больше.
— Я говорил себе, что не могу рассказать тебе из-за того, как ты восприняла тот первый раз, и я знал, что, если ты узнаешь, что это был я, тебе будет больно и это испортит тот момент для тебя. Но я все равно… блядь. Я забанил тебя в “Vixen”, чтобы ты не смогла вернуться, и на этом все должно было закончиться. Твои воспоминания о той ночи остались бы такими, как ты хотела, и это больше никогда не всплыло бы. Но потом ты сказала, что ничто не может сравниться с тем, как это было со мной, и начала искать случайных мудаков на “Tinder”, чтобы трахнуться, и я просто… На меня что-то нашло, Аспен. Я знаю, что это был дерьмовый просчет, и мне не следовало возвращаться в ту комнату, но как только ты появилась в “Vixen”, все представления о правильном и неправильном вылетели в гребаное окно.
— Айзек, я…
— Скажи мне, что я могу как-то загладить свою вину. Я ненавижу то, что сделал это с тобой, Аспен. Мне нужно, чтобы у нас все было хорошо.
Я тяжело сглатываю и вырываюсь из его объятий, так как меня охватывает волна нервозности. Боже, я, должно быть, сошла с ума, раз решила предложить такое. Это смелее, чем я когда-либо была, но между нами уже все подвешено на волоске. Возможно, это мой единственный шанс.
Поднимаю взгляд, и выражение моего лица становится более серьезным, а сердце выходит из-под контроля.
— Покажи мне все, Айзек. Научи меня.
Он мгновение смотрит на меня, как будто то, о чем я только что попросила, не укладывается у него в голове, и ему нужно повторить это несколько раз в голове, чтобы по-настоящему понять. Его брови медленно нахмуриваются, и, когда в его темных глазах вспыхивает глубокое нежелание, ожидание отказа убивает меня.
— Ты понимаешь, о чем ты меня просишь?
Я не отвечаю, просто смотрю ему в глаза, чтобы он увидел серьезность в моих.
Он качает головой, медленно отступая назад.
— Нет. Несмотря на все, что я сказал, я не могу. Я не поступлю так с Остином.
Я усмехаюсь, недоверчиво уставившись на него.
— Тебе, похоже, было все равно, что подумает Остин, когда ты вернулся в ту комнату, и я чертовски уверена, что ты не пощадил его чувства, когда снимал с меня одежду или шарил руками по всему моему телу. Как насчет того момента, когда ты провел языком по моему соску и вставил в меня свои толстые пальцы? Ты думал о нем тогда? У тебя было твердое намерение трахнуть меня, Айзек, так почему тебя вдруг так волнует, что подумает Остин?
— Аспен, — говорит он, и его голос предупреждающе понижается.
— Нет, — говорю я с недоверчивым смешком. — Значит, для тебя нормально переступить черту, когда ты этого хочешь, но, когда все происходит наоборот, это вдруг становится ужасной идеей.
— Даже не начинай с этого дерьма. Ты видела, как я чертовски вышел из себя из-за тебя. И в этом нет ничего ужасного, — настаивает он, шагнув ко мне и обхватив мою талию так, что его пальцы впились в нее. — Но ты не хуже меня знаешь, что это неправильно. Это приведет нас к таким неприятностям, из которых мы не сможем выбраться. Одно дело трахаться, когда ты думаешь, что мы незнакомы, но трахаться, когда ты знаешь, что это я…
— О Боже мой, — смеюсь я, сбрасывая его руки со своей талии, — Ты боишься, что я влюблюсь в тебя еще сильнее, чем уже влюбилась.
В его глазах мелькает чувство вины, и он смотрит на меня с нежностью.
— Я ошибаюсь?
— Ага, — усмехаюсь я, вынужденная мерить шагами кухню, чтобы удержать себя в руках. — Как ты думаешь, в каком мире я смогу полюбить тебя снова после того, что ты со мной сделал? Я всегда дорожила тобой, Айзек, потому что всегда была уверена, что ты никогда не причинишь мне боли, но ты не тот человек, каким я тебя считала, и я никогда больше не смогу тебе доверять. Но есть одна вещь, в которой ты не ошибся…
Я замолкаю, и он делает то же самое, выдерживая мой пристальный взгляд, медленно выгибая бровь, когда в его темных глазах вспыхивает любопытство.
— Могу я спросить в чем?