Я с трудом сглатываю, не понимая, почему я должна нервничать в этот момент. В конце концов, этот мужчина был глубоко внутри меня, и после того, как он так смело признался, как ему хорошо со мной, почему я не могу сделать то же самое? Не то чтобы он уже не знал. Я уже говорила ему, только тогда мне казалось, что он совсем другой человек.
— В первую очередь, именно поэтому я вернулась в клуб. С тобой это просто казалось правильным. Я никогда не могла себе представить, что это может быть так хорошо, и я знаю, что мне точно не с чем сравнить, но я не могу представить, что кто-то другой мог бы воспламенить все мое тело так, как это сделал ты. И, как ты сказал, это был первый раз, когда ты захотел пригласить женщину вернуться. Это срабатывает между нами, Айзек. Наши тела просто… совместимы. Я не знаю, изменится ли это теперь, когда я знаю, что это ты, но я знаю, что то, что я пережила с тобой, было невероятным, и когда что-то настолько хорошо, зачем отказывать себе?
Теперь это он расхаживает по кухне и качает головой.
— Я не знаю, Аспен. Я не отрицаю, насколько это было чертовски здорово, или тот факт, что с тех пор я не могу перестать думать об этом, но мы переходим слишком много гребаных границ.
— Пожалуйста, Айзек, — говорю я, возвращаясь к нему и хватая его за руку, чтобы заставить остановиться передо мной. Он встречается со мной взглядом, и я удерживаю его в плену, зная, что одно неверное движение, и я могу потерять его навсегда. — Я хочу узнать, на что способно мое тело, и я хочу, чтобы ты был тем, кто научит меня.
Он стонет, сбрасывая мои руки со своих, в его голове идет явная битва.
— Это гребаное безумие.
— И все же ты не сказал мне “нет”.
Он качает головой.
— Это чертовски ужасная идея. Если я прикоснусь к тебе снова…
Он позволяет своим словам затихнуть, и пока я наблюдаю за ним, мне приходит в голову, что он беспокоится не о том, что я влюблюсь в него еще сильнее, о чем мы оба знаем, что я солгала, когда сказала ему, что не сделаю этого. Он беспокоится, что это он влюбится в меня.
— Если ты прикоснешься ко мне снова… что? — подсказываю я. — Чего ты боишься, Айзек? Что ты тоже в меня влюбишься?
Его кадык дергается, когда он тяжело сглатывает, и я, затаив дыхание, жду его ответа.
— Это не то, о чем я беспокоюсь, — говорит он мне, и в его глазах что-то вспыхивает, когда он пытается встретиться со мной взглядом. — Я знаю тебя двадцать два года, Аспен. Если я еще не влюбился в тебя, этого никогда не случится.
Вот черт. Это больно.
Я отшатываюсь от него, как будто его слова причинили мне физическую боль, но разве это не так? Я практически чувствую, как старые шрамы открываются снова.
— Вау. Нет ничего лучше, чем немного честности, чтобы завершить вечер вторника, — бормочу я, наблюдая, как его плечи опускаются, он явно не хотел причинить мне боль, но, черт возьми, он в ударе. Зачем останавливаться сейчас? — Послушай, все просто, если ответ "нет", то это "нет". Я не собираюсь держать на тебя зла за это. Я просто найду кого-нибудь другого. Но если ты не возражаешь, на сегодня с меня хватит.
Унижение пульсирует в моих венах, и я отворачиваюсь, отчаянно нуждаясь во времени, чтобы залечить свое уязвленное эго, но его рука сжимает мой локоть, притягивая меня обратно к нему. В его глазах вспыхивает отчаяние, и я не думаю, что он осознает, как крепко он меня держит.
— Ты бы не стала.
Мои брови хмурятся в замешательстве.
— Почему, черт возьми, не стала бы? — спрашиваю я. — Я по глупости так долго берегла себя для тебя, а ты снова и снова давал понять, что я никогда не буду для тебя никем большим, чем младшей сестрой Остина. Так почему, черт возьми, я не должна пойти и трахнуться с любым мужчиной, который посмотрит в мою сторону? Мне двадцать два, Айзек, и если ты не хочешь показать мне, на что способно мое тело, то это сделает кто-нибудь другой.
— БЛЯДЬ!
Он резко разворачивается, прижимая руки к вискам, ему явно нужно время, чтобы обрести самообладание, и, судя по тому, как поднимаются и опускаются его плечи, ему нужны глубокие вдохи, чтобы сохранить контроль.
Он… ревнует меня к другому мужчине? Что за чертовщина?
Когда он оборачивается, его взгляд наполнен странной смесью огня и беспокойства.
— Если, и это большое "если", я соглашусь сделать это, это не может происходить здесь или у меня дома. Только в клубе. Учитель. Ученик, — говорит он, указывая на себя, а затем на меня. — Вот и все. Больше ничего. Никаких постелей. Никаких поцелуев. Только секс. Это строго профессиональные отношения. Эмоции не обсуждаются. Они даже не попадают в гребаный чат.
— Это все, о чем я прошу, — говорю я, чувствуя, как в моей груди зарождается надежда.
— Остин никогда не должен узнать.
Я киваю, мне не нужно озвучивать свой ответ. Он знает, что мы на одной волне относительно моего брата. Остин не должен узнать об этом, даже если все так далеко зайдет.
— Черт возьми, Аспен, — говорит Айзек, его руки сжимаются в кулаки, когда он теряет контроль. — Мне нужно подумать об этом.
— Хорошо. Это справедливо.