Призрачные кошмары

– 1468… – снова повторила я, выхватив книгу из рук отца. В ней сохранилось изображение Расеборгского замка, выполненное в технике сухой иглы. На нём был запечатлён замок в его лучшие дни.

– Здесь что, такое громкое эхо, что ты всё переспрашиваешь? – усмехнулся отец, раскрывая третью книгу. – Эрик Мется, или Ског, военный фотограф. Он был одним из тринадцати казнённых в лагере для военнопленных в Таммисаари. Они все изображены на том фото 1918 года. Повторяю специально для тебя, 1918 года.

– Спасибо.

– Не за что, – усмехнулся отец. – Страшная история, – с сожалением сказал он, почесав голову, и прочитал вслух фрагмент текста из книги: – «Эрик Ског был схвачен при попытке совершить побег вплавь через реку Раасепоринйоки. В наказание его казнили. Всего в лагере от брюшного тифа, оспы, дизентерии, лихорадки, цинги и голода умерло 3000 заключённых из числа красных».

– Три тысячи? Какой ужас! Почему я никогда об этом не слышала?

– Мало кто об этом знает, – подтвердил отец. – После гражданской войны об этом лагере и его ужасах хотели забыть.

Я вспомнила, как на уроках родного языка в школе нас заставляли читать роман Вяйнё Линна «Здесь под северной звездою», который давал совершенно другое представление о гражданской войне. На уроках истории рассказывали о войне только с точки зрения белых. После романа Линны это казалось ложью. Из-за подобных противоречий я и заинтересовалась историей и историческими реконструкциями.

– Мне удалось найти ещё кое-что. Взгляни. – Отец гордо протянул мне старую потрёпанную книгу, налил себе ещё кофе и добавил в него сахар.

– Самиздат, – прочитала я на форзаце. На обложке была чёрно-белая фотография солдата и значилось название книги: «Мы помним события 1918 года».

– Здесь есть о нём, об этом твоём Эрике, – гордо сказал отец и постучал ложкой по изображению мужчины на обложке.

Картинка показалась мне знакомой. Я взяла книгу и рассмотрела её повнимательнее. Мужчина стоял в озёрной воде, подвернув штанины. Я вспомнила, когда это было. Я же сама была там! Женщина в летнем платье схватила камеру и сфотографировала Эрика. Нас!

– Прочитай предисловие, – предложил отец. – Прочитай вслух для меня.

– Предисловие, – начала я.

…Я встретила тебя, дорогой Эрик, перед самой войной, и на один счастливый день ты стал только моим. Мы плавали наперегонки в озере, а затем грезили о счастье, лёжа на горячем песке друг подле друга. Тот день был полон любви.

Затем война забрала тебя. Наступили дни гнева и злости, разлучившие нас. Самым большим твоим страхом всегда было то, что история красных останется нерассказанной, а в памяти потомков будет жить лишь история победителей. Ты боялся, что голос и подвиги павших будут забыты, равно как и твои фотографии.

Я помню всё за тебя. Твои фотографии никогда не будут забыты!

Твой талисман, твоя вечная любовь, Маркетта.

– А вышло наоборот, – заключил отец и отхлебнул кофе. – Было издано всего несколько экземпляров книг, которые Маркетте удалось напечатать в те тяжёлые годы. Эрик забыт, и его фотографии тоже.

Я была тронута прочитанным и прижала книгу к груди.

– Вот значит, как всё было, – тихо промолвила я. – Могу я одолжить эту книгу?

Отец кивнул.

– Конечно, только не потеряй. Я отправлю её епископу.

– Почему? Этому старикашке? Зачем?

– Зачем? – в свою очередь повторил отец. – Ну, ради бога.

Я тоже подлила себе кофе и поднялась наверх, захватив с собой кружку и книгу с фотографиями Эрика.

Усевшись за свой уже ставший маленьким мне рабочий стол, сделанный когда-то отцом, я продолжила листать книгу и изучать фотографии гражданской войны. Получалось, что эти несколько снимков не самого лучшего качества были всем, что осталось от Эрика.

Клик. Внезапно моя комната погрузилась в тёмно-красные тона, и я почувствовала едкий запах, знакомый по урокам фотографии в гимназии. Испуганно оглядевшись, я поняла, что не узнаю комнату, в которой нахожусь. Я оказалась в фотолаборатории, где сильно пахло проявляющими и закрепляющими химикатами. На верёвке висела, подвешенная для просушки на прищепках, фотобумага. Это снова было видение.

Я осторожно подошла ближе. Фотограф увековечил на снимках разрушенные дома, скорбящих родственников и раненых солдат. Вероятно, это были работы Эрика. На них были ужасающие изображения мертвецов и семейные портреты гражданских.