Призрачный поцелуй

Но Оливия думала вовсе не о продуктах. Все ее мысли тревожно метались вокруг образа Летиции Росси, певицы, не столь давно прибывшей в Лондон из Милана. Ее смуглая кожа, пухлые губы и густые черные волосы тут же очаровали Эдварда. На фоне красавицы, пахнущей апельсинами и дорогим парфюмом, скованные строгими платьями англичанки казались ему лишь серыми тенями.

Даже собственная супруга.

И удивительно ли, что мисс Росси, привыкшая ко всеобщему восхищению, не устояла и заказала у Эдварда свой портрет? Ради него ему даже пришлось вести в ХХХ свои художественные принадлежности, холсты и мольберт, а перед самым отъездом пару дней он вечерами пропадал в ее доме, делая наброски для будущей картины. Оливии приходилось самой упаковывать вещи, пока супруг все извинялся и говорил, что это лишь необходимость.

Летиция хорошо платит, говорил он, ее деньги нам нужны. Оливии стало стыдно, что на одно жалкое мгновение она допустила мысль о том, что дело могло быть вовсе не в картине. Как же ей не стыдно! Эдвард делал все это лишь для того, чтобы помочь ей, прикладывал все силы, чтобы спасти от смертельного недуга! Он – ее супруг перед Господом и людьми, ей не нужно в нем сомневаться.

– О, милый, – трагично шепнула Оливия, борясь с желанием взять его за руки, – ты потратил все деньги, что получил от мисс Росси?

– Лишь половину, – поспешил утешить Эдвард. Сделав шаг ближе, он накрыл ладонями ее плечи, заглядывая с улыбкой в глаза. – Душа моя, не тревожься. Как только портрет будет готов, мисс Росси заплатит оставшуюся часть суммы. Кто знает, быть может, ей настолько понравится мой портрет, что она порекомендует меня своим друзьями? Только представь! Эдвард Шекли, художник, покоривший Милан! Быть может, однажды мы даже сумеем посетить Италию? Однако для этого тебе необходимо поправиться, а это значит, что никакой печали нет места в твоем сердце!

Оливия улыбнулась ему дрожащими от сдерживаемых слез губами. Она увидела, как жалобно изогнулись его брови, а следом за этим муж притянул ее ближе, заключая в объятия и поглаживая ладонями по лопаткам.

Обнимая его в ответ, Оливия подняла взгляд – и замерла испуганно. Прямо на них с огромного портрета, украшавшего лестничный пролет, жгучим взглядом злых зеленых глаз смотрела, по всей видимости, леди Катрина Торндайк. Ракурс был подобран таким образом, что создавалось впечатление, словно бы хозяйка Мизери Холл смотрела на своих гостей свысока. И, в какой бы части комнаты ты ни был, этот взгляд преследовал, будто она смотрела прямо на тебя. Оливии стало так жутко в то самое мгновение, что она лишь крепче обняла Эдварда, позабыв обо всех рекомендациях врачей. Они в один голос кричали, что стоило избегать контакта, ведь заболеть чахоткой можно было даже через обычное прикосновение. Но сейчас супруг был единственным, кто мог спасти ее от любой опасности – и от той, что несла в себе пугающая картина бывшей хозяйки особняка, и от той, которую Оливия уже долгие полгода носила в самой себе.

Крепкая ладонь Эдварда накрыла ее затылок. Его длинные пальцы запутались в каштановых волосах, и она прикрыла глаза, наслаждаясь этой нежной лаской. Своей грудью Оливия чувствовала уверенное биение его сердца, и, видит Бог, в то самое мгновение ей хотелось слиться с ним в единое целое и никогда не отпускать из собственных рук.

– Не тревожься, душа моя, – шепнул он негромко. – Мы справимся с любой бедой, которую только встретим на своем пути. Я ни за что не дам тебя в обиду.

Она нашла в себе силы лишь на то, чтобы кивнуть. Непослушными пальцами комкая ткань шерстяного пальто на его лопатках, Оливия прижималась только крепче. Держа глаза закрытыми, она не думала больше о страшном портрете, который хотелось закрыть плотной черной тканью и никогда не вспоминать о нем. Все, что было ей нужно, сейчас находилось в ее руках.

– Ты не представляешь, как мы будем здесь счастливы.

И она поверила ему.

Это был первый раз, когда Эдвард столь жестоко обманул ее.

Они не были счастливы. И, признаться, они даже не были вместе.

Первые несколько дней она чувствовала себя принцессой, живущей в прекрасном замке. Муж отдал ей хозяйскую спальню с огромной двухместной постелью под тяжелым балдахином. Перина была столь мягкой, что Оливия едва ли не утопала в ней, а вид из окна открывался на Вдовий пик – утес, своими острыми скалами уходящий в Северное море. В ветреные дни ей нравилось сидеть в кресле-качалке у окна, наблюдая за тем, как гнется над утесом старый дуб.

Ночью же, когда ей становилось плохо, Оливия могла в любой момент призвать Эдварда, позвонив в серебряный колокольчик. Тот был куплен перед самой поездкой именно для этих целей. Стоило его трели разбить мрачную тишину особняка, как супруг покидал свою мастерскую, расположенную на первом этаже, и спешил к ней. Безусловно, Оливия старалась не злоупотреблять вверенной в ее руки властью, но каждый раз невероятно серьезных поводов для того, чтобы призвать Эдварда к себе, становилось все больше.