Призрачный поцелуй

Она не мылась уже четыре дня – не хватило сил на то, чтобы набрать ванну, – спала в том же платье, в котором ходила по дому, и не расчесывала свои длинные каштановые волосы, некогда столь любимые ее мужем. Оливия превратилась в жалкое, истощенное кашлем создание, с трясущимися руками и постоянно слезящимися глазами. Приступы становились только сильнее, ее лихорадило и метало по постели, а некогда редкий кашель превратился едва ли не в кровавую рвоту. Врачи, оставшиеся в Лондоне, утверждали, что ее случай заболевания чахоткой не столь серьезен и до опасных симптомов еще есть время; был даже шанс, что болезнь может и не развиться. Так почему же она угасла столь быстро?

Это Катрина Торндайк тянула из нее силы? Или, быть может, ею питалась Летиция Росси, желающая заполучить себе ее Тедди?

Оливии больше не удавалось отличить, где сон, а где явь. Лежа на крошечной постели в коморке, предназначенной для прислуги, она, не моргая, смотрела в темный дверной проем, свернувшись клубком и затаив дыхание. Наволочка уже вся была покрыта темными пятнами ее крови, засохшей отвратительной коркой в уголках рта.

Две недели. Столько потребовалось этому проклятому месту для того, чтобы обратить саму Оливию Шекли в жалкую тень человека. Она больше не напоминала женщину, это место пило ее капля за каплей, словно дорогое вино. Иногда даже казалось, словно длинные пальцы леди Торндайк, украшенные перстнями с драгоценными камнями, скользят в ее волосы, запутывая их только сильнее.

Она покончит со мной, думала Оливия, а затем возьмется за Эдварда. Заберет его, как забирала всех красивых мужчин в округе. Будет питаться им до тех самых пор, пока не выпьет.

Капля за каплей, словно дорогое вино.

Иногда Оливии удавалось заснуть – или же ей казалось, что она спит? Когда миссис Шекли открывала глаза, то все вокруг было точно такое же, как и прежде. Словно бы время не имело власти над Мизери Холл. Эти стены сами определяли то, как оно должно течь в их владениях. Быть может, именно потому никто из рода Торндайк не остался жить в семейном гнезде? Хозяйка поместья не позволяла жить в своем доме даже собственной семье? Чувствовал ли лорд Торндайк ее гнилое присутствие, когда увозил родных прочь, так, как чувствует его сейчас миссис Шекли?

Дождаться утра. Встретить мистера Гибсона и рассказать ему обо всем, что здесь происходит. Попросить его увезти ее в ХХХ, а позже послать помощь в Мизери Холл – за Эдвардом. Он не в себе, верила Оливия, он в ее власти, и потому ему нужна помощь ничуть не меньше, чем мне.

Закрывая глаза, она предавалась сладким воспоминаниям об их жизни в Лондоне. О том времени, когда Эдвард любил и желал ее. О времени до болезни и их визите на эту грязную, отравленную кровью и смертью землю. В этих мечтах слышался вовсе не скрип старого дуба над Вдовьим пиком, а вальс, который так нравился им с мужем. Не было ни одного приема, когда Эдвард не кружил бы ее под эти дивные звуки, и многие присутствующие леди завидовали, желая оказаться на месте Оливии.

Хотели бы они этого, если бы видели Эдварда сейчас? Если бы знали, чем он стал?

Открыв глаза в очередной раз, к своему удивлению, Оливия обнаружила свет, льющийся по коридору. Приподнявшись на постели, сдавленно застонав и заходясь новым кашлем, уже даже не пытаясь прикрыть рот и выплевывая кровь на простыни, она позвала хриплым голосом:

– Эдвард?

Но в ответ тишина. Лишь стоны и скрежет, казалось, стали только громче. Они давили на нее, пугали и путали мысли. Покачав головой, силясь вернуть себе хоть немного ясности, миссис Шекли заставила себя встать на ноги. Тяжело опираясь на стену плечом, Оливия, с трудом переставляя ноги, подошла к дверному проему и выглянула в коридор.

Дверь, ведущая в мастерскую, была открыта.

– Эдвард? – позвала она громче.

Ответа так и не последовало. Продолжая опираться на стену, с невиданным ранее упорством Оливия шла по коридору, цепляясь за льющийся из мастерской свет как за соломинку, попавшую в руки утопающего. Она не видела Эдварда несколько дней. Кто знает, быть может, если он увидит, что с ней стало, то опомнится? Темные сети, жертвой которых он стал, ослабнут, и тогда сознание вернется к нему? О, Оливия ничего не желала так сильно, как того, чтобы муж, подхватив ее на руки, стремительно покинул стены дьявольского особняка – и никогда больше сюда не возвращался.

Дверь в мастерскую становилась все ближе, и леди Торндайк со своего полотна хищно наблюдала за каждым слабым шагом. Оливия заставила себя не смотреть. Все, что ей было нужно, ждало впереди, и ни призраки, ни сам Дьявол не заставят ее отступить.

– Эдвард!