Призрачный поцелуй

Схватившись за дверь, едва не повиснув на ней, Оливия впервые оказалась на пороге мастерской. Спальня, пол которой был завален пустыми баночками из-под краски и не менее пустыми бутылками из-под крепкого алкоголя, была освещена сотней свечей; словно бы супруг принес сюда все, которые только смог найти в доме. Но ничто из этого не волновало ее – за исключением мольберта, стоявшего напротив окна. Он был повернут к двери основанием, и потому она не могла увидеть, что же изображено на холсте.

Эдварда в комнате не было.

Что-то подсказывало ей, кричало, что нужно уйти. Оливия сглотнула мерзкий ком, вставший посреди глотки, и на негнущихся ногах подошла к мольберту, отталкивая со своего пути весело звенящие бутылки. Она знала, кого увидит на холсте – Летицию Росси, заказавшую эту картину, но боялась узнать, в каком же образе та пред нею предстанет. Дьяволица, одурманившая ее мужа.

Но, встав прямо перед картиной, побледневшая от ужаса Оливия не смогла сдержать пронзительного вскрика.

Потому что с холста на нее смотрели ядовитые зеленые глаза Катрины Торндайк.

Повернутая к зрителю плечом, леди Торндайк, по чьему обнаженному торсу струились длинные рыжие волосы, в одной руке держала увенчанные острейшими шипами стебли роз со срезанными соцветиями, а в другой – длинные окровавленные ножницы, лезвия которых были разведены в стороны. Она все смотрела, смотрела и смотрела, и ей казалось, словно бы скрежет и завывания становятся только громче и громче, наполняя собой всю комнату.

Дело было вовсе не в Летиции Росси.

А затем все смолкло так же внезапно, как и началось. Оливия, вся покрывшаяся испариной от ужаса, медленно подняла голову. В дверном проеме стоял Эдвард. Босой, в испачканных краской штанах и распахнутой рубашке с закатанными рукавами, он находился прямо напротив нее. Все, что отделяло их друг от друга, – лишь мольберт с ужасающей картиной на нем.

В руках Эдвард держал топор.

В одно мгновение Оливия забыла, как нужно разговаривать. Ее язык намертво прирос к небу, а с губ срывались лишь всхлипы. Она ведь даже не заметила, как начала плакать. Эдвард смотрел на нее диким взглядом. Его серые глаза были неестественно широко распахнуты, зубы крепко стиснуты, а по подбородку, пенясь, бежала слюна. Он смотрел на нее, и Оливия не видела в нем своего супруга. Словно бы Эдвард оставил это тело, отдал его кому-то другому во временное пользование.

– Эдвард, – проскулила она.

Он сделал шаг. Затем другой. Оливия увидела, как его пальцы стискивают ручку топора до побелевших костяшек. Секунда – и вот он совсем близко, замахивается и ударом сбивает на пол мольберт. С губ ее сорвался крик ужаса, тело задвигалось само по себе, забыв о слабости и бессилии. Метнувшись в сторону, спасаясь от нового удара, она, наступив прямо на картину, смазав босой ногой краску, побежала к двери. Хватаясь руками за стены, царапая их ногтями и срывая те с мясом, Оливия бежала на непослушных ногах так быстро, как только могла – и Эдвард, не отставая, шел следом за ней. Несколько раз она слышала, как супруг, рыча, размахивал топором, сбивая на пол драгоценные фарфоровые вазы или другие предметы интерьера, и это подгоняло ее.

У нее не было ни сил, ни времени на то, чтобы взбежать по лестнице. Да и куда тогда она могла бы бежать дальше? Потому, недолго думая, миссис Шекли выбежала на улицу, не удержавшись на ногах и кубарем скатившись по ступенькам. Сотрясаемая новым приступом кровавого кашля, Оливия ползла, сколько могла, а после огромным усилием заставила себя вскочить на ноги и побежать – как раз в то самое мгновение, когда занесенный топор проскользнул по каменной плитке на том самом месте, где она только что была.

– ОЛИВИЯ!

Голос Эдварда, больше похожий на нечеловеческий, демонический вопль, заставил ее бежать быстрее. Не разбирая дороги из-за слез, спотыкаясь и задыхаясь от кашля, Оливия все бежала и бежала до тех пор, пока бежать больше было некуда. Дезориентированная и испуганная, она сама не заметила, как прибежала к самому Вдовьему пику. Жадно хватая воздух ртом и склоняясь в приступе кровавой рвоты, едва не выплевывая свои внутренности, Оливия с трудом прислонилась спиной к стволу дуба.

Сквозь слезы она видела, как стремительным шагом Эдвард приближается прямо к ней. На мгновение перед глазами предстало его лицо в тот самый миг, когда они впервые встретили друг друга. Это был прием, который давали ее родители в родовом поместье Бетелл; в тот вечер Эдвард забрал себе каждый ее танец и впервые признался, что невероятно очарован ею.

«Душа моя»

Горячие слезы скользнули по ее щекам. Оливия вытянула перед собой руки, словно бы это могло заставить его остановиться, и попятилась от дерева. Не замедляя шаг, Эдвард все шел на нее. Оливия увидела, как он вновь замахнулся топором, и продолжила пятиться.

– Эдвард!