Трасселл снова натянул лук, и Шэй бросилась к нему по полю. Она ударила его по плечу, когда он выпустил стрелу. Она снова пролетела справа от птицы, но ближе, и Девана, резко начав падать, тяжело замахала крыльями, устремившись к небольшой рощице. Искры расцвели вокруг ее головы, она летела низко к земле, конец крыла зацепился за ветку, и она вновь начала падать. Шэй колошматила Трасселла по груди, а птица, выровняв полет, нацелилась в зазор между изгородями. Он прижимал девушку к себе, пока Девана не исчезла из поля зрения, а сам повторял снова и снова:
– Прости меня, прости, прости меня.
День выдался тихим и молчаливым. Из-да оживленного движения в сторону Лондона они отошли подальше от дороги. Трасселл разговаривал с затылком Шэй.
– Здесь нам надо устроить привал, – глядя в затылок Шэй, сказал Трасселл, – пройдем последние мили, когда стемнеет, тогда сможем войти в город, как только откроются ворота. Меньше шансов быть замеченными.
Она не подала вида, что услышала его, но, когда справа появилась густая рощица, направилась к ней. Они расположились лагерем у ручья в лесистой низине и лежали отдельно, глядя в небо сквозь поредевшую листву. Шэй видела ястребов и канюка, но Девана не появлялась. Они долго лежали, отвернувшись друг от друга, но в конце концов задремали.
А потом раздался шум, тихий, словно скрип открывшейся двери, и перед ними появился олень. Его ноздри подрагивали, принюхиваясь к воздуху, и в углах его рта скопилась пена. Видимо, он стремительно убегал от кого-то, но теперь совсем успокоился; лесные голуби издавали больше шума, чем он. Среди деревьев позади животного что-то затрещало, его уши дернулись, а затем он внезапно перепрыгнул через ручей, перепрыгнул через Шэй и Трасселла и исчез за деревьями, прежде чем они успели оглянуться.
– Идиоты!
Голос доносился из-за рощицы. Один за другим к ручью вышли шесть конных лучников. Они посмотрели на Шэй и Трасселла. Трасселл и Шэй оглянулись.
– Никчемные идиоты! Один олень против шести лучников, мазилы, вы не сумели даже подстрелить его!
Крупная лошадь Эванса вороной масти с белой отметиной на лбу отличалась на редкость спокойным нравом. Натянув вожжи, он глянул на Шэй и Трасселла.
– Черт, да мне отменно повезло! – воскликнул он.
Его волосы, облепившие череп, скрывали глаз, веко под которым обвисло, как седельный мешок. Шэй узнала в нем перемены, виденные ею в родном отце. Они начинались на исходе четвертого десятка жизни. Погладив лошадь по гриве, Эванс нежно проворковал ей на ухо:
– А я ведь говорил им, но никто не слушал. Говорил, что Трасселл придет с запада, поскольку в Ладгейте ближайшие ворота к Блэкфрайерсу. Говорил, что они не пойдут прямиком по дороге, а будут пробираться окольными путями. И говорил, что если мы устроим охоту, то никто не догадается, кого мы здесь ищем. Вы что, языки проглотили? – он в изумлении покачал головой. – Прости, Воробушек, видимо, я затронул больное место.
Внезапно ей стало совсем тошно. Они находились всего в нескольких милях от Лондона. На востоке уже поднималась обычная столичная дымка.
– Так вы искали нас?
– Я и половина страны. Может, как говорится, Бог и зрит каждого падшего воробья[31], но и коммонеры Джаггера будут неподалеку. Держу пари, ты уже пожалела, что навела королеву на мысль об отрядах Черных Стрижей. Разве они не вызывают у тебя нервную дрожь? Они и меня достали. Уж больно тихие. И оглянуться не успеешь.
– Ты, малышка, превратилась из Воробушка в золотого гуся, и я нашел тебя, чтобы продать яйца, – его рот скривился, нижняя губа выпятилась, но голос звучал вполне уверенно, – единственный вопрос, кому их выгоднее продать. Джаггер, конечно, предложит больше денег, но признательность королевы будет более благодатной.
– У нас есть много денег, – впервые нарушил молчание Трасселл.
– Нет, парень, ты ошибаешься, – Эванс не сводил глаз с Шэй.
– Тридцать золотых монет, – добавил Трасселл, открыв кошель.
– Разве это деньги, Трасселл, – усмехнулся Эванс, – когда речь идет о всех благах жизни. Это всего лишь мелочь. Молчи лучше, когда взрослые разговаривают.
– Сделайте ставку на королеву, – сказала Шэй.
– Ты уверена, малышка? – Эванс задумчиво посмотрел на нее расчетливым взглядом. – Боюсь, она уже не уверена в тебе. Я готов поручиться за тебя, но все равно поставил бы три к одному за то, что ты закончишь на виселице.
Почему все воспринимали Шэй более серьезно, чем она сама?
– Разве может королеву действительно беспокоить моя персона?
– Она беспокоится обо всех, таково бремя власти. Каждый подданный может представлять угрозу. Особенно юная красотка, жившая с повстанцами, и, как стало известно теперь, в ее распоряжении смертоносное птичье войско. Уверен, что сейчас проходят бурные совещания по поводу того, что же с тобой делать.
– Неужели теперь я стала еще и красоткой?
Утонченная улыбка смыла с него груз возраста.
– Я всегда говорил, что ты не в моем вкусе, но у тебя есть все задатки красотки. – Он осмотрел ее со всех сторон. – Хорошо бы немного отрастить волосы. И принарядиться соответственно. А что стало с твоими ногтями?