Призрачный театр

– Ну, что бы то ни было, – он покачал головой, – оно пошло тебе на пользу. Ты хорошо выглядишь.

Шэй обдумывала много раз, что она скажет ему во время их следующей встречи, но здесь, сейчас, никакие слова не могли передать глубину ее переживаний.

– Откуда ты узнал, что я здесь? – если Бесподобный смог ее найти, то смогут и враги.

– Я не знал. Просто пришел за медведем. Единственная настоящая звезда из нас троих. – «Сакерсон упоминался в афише», – вспомнила Шэй.

– Ты собираешься заставить его драться?

– Господи, нет! – он взмахнул рукой. – Я собираюсь освободить его. Я собираюсь освободить его и всех городских пленников. Он сможет зайти выпить в пабе «Лебедя» или заказать молочного поросенка в таверне Эмерсона. Я дарую ему свободу в Саутуарке.

Сакерсон пошевелился. В глубине его сна огромная лапа почесала ему ухо.

– То есть свободу для всех, кроме меня?

– Святые небеса, Шэй, это же было необходимо! – раздраженно вздохнув, воскликнул он. – Этого требовала наша драма. Трагедия, – он поднялся с кресла. – Конечно же, ты понимала это, понимала с самого начала. Бесподобный и Воробей, Воробей и Бесподобный. Сказочная история! Какой богатый сюжет. Поющая девушка и предавший ее парень. Королевы и чародеи. Сокровища и измены. Но это могла быть только трагедия, должна же ты это понимать. Когда простолюдины возносятся к солнцу, судьба сжигает их.

В его убедительных объяснениях таилась опасная соблазнительность, но она устояла.

– Помнишь первую ночь в твоей келье? Мы собирались создать нечто новое. Собирались уничтожить обветшалые истории.

– Ну да, собирались, – кивнул он, – и даже создали… Но, увы, замшелые истории чертовски живучи.

Дикая немота придавила ее ко дну медвежьей ямы. Успокаивало только дыхание Сакерсона.

– Да, Шэй, порой мне удавалась роль чертова чародея, – Бесподобный изящным жестом на мгновение прикрыл глаза. – Благодаря мне сцена превращалась в корабль. А Лондон превращался в Рим. Блэкфрайерс становился Вавилоном, – его голос звенел от возбуждения. – Я играл Клеопатру, Калигулу и Константина, – с каждым произнесенным им именем все эти персонажи на мгновение оживали на его лице, – однако все бесполезно.

Он вдруг сник в полнейшем изнеможении.

– Эвансу доставались деньги, а мне – цветы. Ты помнишь все эти цветы, Шэй? Охапки цветов. Их красота не могла соперничать с моей, и они увядали к закату, – он коснулся одной из прорезей туники, – трагедия юного актера. Но все-таки, да, все-таки… – он широко раскинул руки, – я создал Призрачный театр, да, я родился заново. Покорил души множества подмастерьев и проник в сновидения множества богатых девушек. Мои слова, подобно чуме, заразили целый город, а те замшелые истории не сгубили меня.

– А потом ты открыла рот, – он уже опять опустился в кресло, – даже понятия ни о чем не имея… Но ты запела в трансе, и монеты зафонтанировали. Птичий щебет. Увы, благодаря птичьему щебету я опустился на вторые роли. Шэй, ты хоть представляешь, как я старался сбежать? – он уставился на нее пустым взглядом. – Ты даже не представляешь, что я творил, какую кучу лжи наговорил, какие грехи пожирал, – он сплюнул, – все, над чем я работал всю свою жизнь, ты с легкостью, одним махом, вытащила из-за пазухи. Даже не зная, что там лежало.

Он обхватил ладонями щеки и вытянул нос, изображая ищейку.

– Воробей, Воробей, чертов Воробей! Ах, что за волшебная тайна. С ее сплющенными, как блины, сиськами и плоской, как сервировочная доска, задницей. Так мальчик она или девочка, человек или птица? Не пора ли, черт побери, воспользоваться мозгами. Прожила целых шестнадцать лет, ни разу в своей глупой жизни не приняв ни одного решения. Вот я и принял решение за тебя. Разве не каждый ребенок мечтает сбежать и присоединиться к цирку?

Слова. В данном случае вступить в ним в спор означало проиграть. Но ей не оставалось ничего другого.

– Ты продал меня. Продал меня, – она достала горсть монет и швырнула их в зал. Они упали с оглушительным стуком, – тебя самого продали в детстве, и ты продал меня. Ты воплотил в себе все то, что сам же ненавидишь.

Он покачал головой и шагнул на медвежью арену.

– Нет, Шэй, такие люди, как ты и я, уже родились проданными. Я лишь выбрал тебе покупателя.

Подойдя ближе, он протянул руку, и она невольно потянулась к нему. Поставив ее в танцевальную позицию, он начал нашептывать ритм:

– И раз, и два, и раз, и два…

Он хорошо танцевал, даже на смешанной с дерьмом соломе медвежьей ямы. Одна рука на ее талии, другая – в ее ладони.

– Тот первый день, когда я увидел тебя на крыше, он был как чудо. С каждым твоим прыжком я думал про себя, вот сейчас она взлетит, – поддерживая ее под мышки он приподнял ее, оторвав от земли, но немного, на пару дюймов, – я на самом деле думал, что это произойдет. Так ярко представлял твой полет. Твои преследователи с собаками все пялились в небеса, а ты исчезла среди бела дня, – он помедлил. – Но ты спускалась с небес, постоянно. Мы не в силах, Шэй, избавиться от наших ролей. Можем только играть их с некоторым блеском.

Шэй остановила танец.