Джулии, а не подковерных игр семейства графа.
- Мало что известно. Ее тело нашли в овраге около церкви, там было
столько крови. Так мне рассказывали служители, лично я не видела,
поскольку с малолетства не переношу покойников. Поговаривают, что
на нее напала какая-то приблудившаяся дикая собака или даже волк.
Но мне кажется, ее убил отвергнутый ухажер, Джулия многим
отказала во внимании, ее всегда привлекали обеспеченные мужчины,
хотела вырваться в высший свет. Ее не устраивала жизнь в поместье,
мало внимания и денег. Бенинг избаловал падчерицу, что тут сказать.
- Какая печальная история. А что же произошло с Эриком и Генри?
- Эрик утонул через неделю после смерти сестры, а Генри отправился
на раскопки в Турцию и пропал. Осталась только я с матушкой, мы
вернулись в поместье и жили здесь в одиночестве. Теперь только я.
Большую часть прислуги пришлось уволить, но остались самые
трудолюбивые и верные.
- Да, нелегко вам пришлось, мисс Оулдман.
- И не говорите, Джонни. Но я сильная, хоть уже и в летах. Этот дом –
все, что у меня осталось от прежней жизни.
Далее Энни рассказала множество исторических фактов из жизни
рода Оулдманов, поведала кое-какие интимные подробности, с
особенным упоением рассказывала о пристрастиях Молли Оулдман
и, конечно же, Мэри Томпсон. В ее словах прослеживалось отчетливое
пренебрежение к ним, и даже злость.
После обеда заботливая и гостеприимная хозяйка пригласила Джона
прогуляться по заднему двору, там она показала конюшню и былую
гордость графа – псарню. Как выяснилось, собак у Бенинга
насчитывалось не менее тридцати особей, они были его страстью, как
впрочем, и охота. Теперь же в большом загоне среди множества
вольеров бродило несколько облезлых дворняжек.
К четырем часам Даглаш поблагодарил Энни и откланялся. Пока ехал
обратно, все никак не мог отделаться от зудящего чувства отвращения
к мисс Оулдман, в глазах этой старой женщины было столько
превосходства, эгоизма и тихой ярости. Она буквально закипала
изнутри, когда рассказывала о Джулии или ее матери. Так что, Джон с
выработанным годами чутьем журналиста, понял одно, в словах Энни
правды искать нет смысла, старуха врет и изворачивается, превознося
себя над остальными. В ее взгляде не было и капли жалости к семье
Бенинга, сплошное притворство и слащавая лесть.
И вот, впереди уже показалась развилка, направо его ждал дом Нэша,
а налево – кладбище Вестерсон, тогда журналист ощутил
непреодолимую тягу свернуть налево. То ли совесть, то ли что-то еще
вело его туда, но Джон не стал препятствовать своим желаниям,
поэтому свернул в сторону погоста. Через пару часов Даглаш уже
стоял перед воротами, на землю тем временем медленно опускались
сумерки. Правда, зайти журналист не решился, ему хватило и той
страшной ночи.
- И что только я здесь делаю? – пробубнил он.
Возможно, Джон хотел удостовериться еще раз в том, что по этим
землям все же бродит душа Джулии, однако спустя час бесцельного
стояния перед воротами, Даглаш решил вернуться домой. Уже
прилично стемнело, перелесок наполнился шорохами, треском веток,
возней. Да и Сомер начал беспокоиться, конь переминался, фыркал и
по чуть-чуть пятился назад.
Журналист было оседлал мерина, как в ушах прозвенел голос, тот
самый, от которого бежал мороз по коже. А когда он посмотрел на
ворота, то остановился. Недалеко стояла она, как всегда бледная, как
всегда призрачная. На этот раз привидение вело себя спокойно. Джон
слегка приподнял цилиндр в знак приветствия:
- Добрый вечер, Джулия. Знаете, мне до последнего казалось, что вы
лишь обман зрения. Но вы существуете, удивительно.
Когда Даглаш закончил, призрак уже стояла у ворот. Сейчас на него
смотрела гордая полупрозрачная девушка с высоко поднятой головой,
ни агрессии, ни злости, только глубокий, проникновенный взгляд.
Через минуту она подняла руку и протянула вперед, приглашая гостя
подойти. Джон с опаской воспринял сей жест, но недолго думая
ступил вперед. Остановившись в метре от ее руки, положил трость на
землю и принялся стягивать перчатки. Все это время его взгляд был
сосредоточен на бледно-голубом лице Джулии:
- Вы хотите что-то сказать мне? – еле выдавил из себя журналист.
Но призрак по-прежнему молчала, лишь пальцы дрогнули. И Джон
протянул трясущуюся руку, он ощутил холодное прикосновение,
однако уже через секунду призрак крепко сжала его ладонь. Тогда у
Даглаша потемнело в глазах, закружилась голова, а по телу
прокатилась непонятная волна, обдавшая холодом. И все, журналист
потерял сознание.
Очнулся он к полудню следующего дня, обнаружив на себе
приличную охапку листьев. Смахнув их, положил ногу на ногу и еще
какое-то время лежал на земле, рассматривая голубое небо, а там не
спеша плыли белесые завитки, одинокий сокол кружил, высматривая