Призрак Канта

— Собираются гадалки, экстрасенсы, ясновидящие и дурят друг другу голову, кто лучше, — продолжал Меркурьев. — Наша Мура не такая. Она общается с духами по-честному. Она их приглашает, и они к ней приходят.

— Вы шутите? — уточнила Лючия.

— Шутит, шутит, — заверила Мура. — Вася, ну что такое?

— Если вы ясновидящая, значит, должны знать, куда делось колечко этой девочки, студентки. Вы знаете?

— Нет, — призналась Мура.

— Я решила все свои драгоценности отвезти в банк, — сообщила Лючия. — Арендовать ячейку и запереть на замок. Если уж на её безделушку позарились!

— С чего вы решили, что перстень — безделушка? — спросил Василий Васильевич и повернулся лицом к Лючии. — По-моему, в нём редкий и дорогой камень.

— Вы специалист? Разбираетесь в драгоценностях?

— Увы.

— А я разбираюсь, — сказала Лючия с нажимом. — Таких изумрудов не существует, уж поверьте мне. А те, что есть, находятся в Грановитой палате! Вы хоть представляете себе, сколько может стоить такой камешек?

Василий Васильевич признался, что не представляет.

— Несколько миллионов евро, — сообщила Лючия. — И вообразить, что девочка носит его на пальце! Немыслимо.

— Возможно, вы правы, — согласился Меркурьев осторожно. — Но мне показалось, что камень самый настоящий. Хотя я держал его в руках всего ничего…

— Если бы такой камень был в Калининграде, — продолжала Лючия, — мне бы об этом было известно.

— Вы здесь живёте? — вдруг спросила Мура.

— Я всю жизнь жила в Москве, — ответила Лючия. — Но в прошлом году пришлось переехать. Никак не могу привыкнуть. Просто с ума схожу от скуки и серости. И от климата! Это ужасно, то дождь, то ветер, то вдруг жара в августе, и все едут на это проклятое море, а оно ледяное!.. Только забежать и выскочить. И никаких условий, ну просто никаких! Все пляжи городские, представьте себе! Или дикие — полоска песка, и всё!

Она говорила со страстью, которую в ней трудно было заподозрить. Меркурьев теперь смотрел на неё внимательно, совсем позабыв про Муру.

— Я мечтаю вернуться домой, — продолжала Лючия. — И вернусь, чего бы мне это ни стоило. Больше никогда не сделаю такой страшной ошибки.

— Какой? — спросила Мура.

Лючия снова посмотрела на неё в зеркало заднего вида:

— Никогда не уеду из Москвы, вот какой! Я, должно быть, совсем потеряла разум, когда согласилась!.. Но ничего, ничего, немного осталось.

— До чего? — уточнил Василий Васильевич.

— До Москвы, — ответила Лючия и улыбнулась. — Вы ведь из Бухары, вам меня не понять.

— Я работаю в Бухаре, — сказал Меркурьев. — Уже давно. А жили мы везде, и на Дальнем Востоке, и в Пензе, и в Саратове. Отца переводили, и мы переезжали вместе с ним.

— И вам везде нравилось?

Меркурьев улыбнулся и опять посмотрел в окно, за которым уже начался город — звенел и грохотал трамвай, «Кадиллак» потряхивало на брусчатке, старые липы и тополя стояли голые, зябнущие, в тучах вдруг открылся ослепительно-голубой просвет, и оттуда ударило солнце!..

— В Калининграде мне нравится, — признался Василий Васильевич. — Я бы здесь жил. Вот сейчас у театра можно остановиться, мы выйдем.

— Вам нужно в театр?

— Нет, но отсюда совсем близко. Спасибо вам, Лючия.

Она притормозила возле старинного здания с колоннами.

— Хотите, я могу отвезти вас обратно, — предложила она великодушно. — За такси с вас сдерут прилично.

— Спасибо, — с чувством поблагодарил Меркурьев. — Если дадите телефон, я вам позвоню. Или мы сами доберёмся!..

Мура выбралась наружу и не переставала благодарить и кланяться, пока «Кадиллак» не уехал и Меркурьев не сказал ей:

— Прекрати. Ты перебираешь.

Стоя на тротуаре, они огляделись.

Газоны были зелёными, словно только что трава взошла, деревья чёрными, как нарисованными тушью, небо голубым, будто летним, а жизнь прекрасной.

— Зоопарк в той стороне. — Меркурьев взял Муру под руку. — Здесь близко.

И они зашагали.

— Кёнигсбергский зоопарк, — говорил Меркурьев тоном экскурсовода, — был лучшим в Германии. Горожане проводили там целые дни. Зверей держали не в клетках, а в вольерах, они гуляли, и на них можно было любоваться сколько угодно. Ещё в зоопарке находились теннисные корты, играл духовой оркестр и можно было пойти в читальный зал. Или в ресторан, рестораны там тоже были!

— В зоопарке? — уточнила Мура.

Василий Васильевич подтвердил — да, в зоопарке. И ещё Восточнопрусский этнографический музей.

— Всё же почему Лючия здесь живёт, если ей так не нравится? — прервала Мура его лекцию. — Мне кажется, она может жить где угодно, деньги у неё явно есть.

— Мы ничего о ней не знаем, — справедливо заметил Василий Васильевич. — Уж тем более о её деньгах.

Он прижал локтем Мурину руку и пожаловался:

— Плохо, что ты не ясновидящая и не можешь заглянуть ей в голову. Мы бы всё давно поняли.

— Не могу, — согласилась Мура.

Зоопарк Меркурьев с детства знал как свои пять пальцев. Он ещё застал времена, когда при входе в круглом вольере держали подрастающих медвежат, там была устроена площадка молодняка. Теперь, судя по надписи, в вольере жили еноты-полоскуны, но никаких енотов не было видно.