Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем

День выдался яркий, светлый. Гарри умер месяц назад, утром, и утро это предвещало еще целую череду замечательных дней. Тот день начался для Нони как обычно. Она выехала из дома в колледж и проехала мимо работников, подстригавших живые изгороди. С их темных губ свисали изжеванные сигареты. Она почти сразу поняла, что все кончено. Он болел уже полгода – печень, конечно же. Состояние его с каждым днем ухудшалось. Но о его смерти она не узнала до самого вечера. Не из социальных сетей, не от друзей Мэриен, а на следующее утро из некролога в Times и Post. Об этом написали на сайтах документалистов. И нигде, нигде не упоминали Нони.

Она ехала по проселочным дорогам, которые вели ее в Мерритт, а затем в город. Прекрасная поездка в любое время года, но особенно осенью, когда желтеют листья. Она проехала Вифлеемскую ярмарку и с мучительной четкостью вспомнила день, когда Гарри взял ее на большую ярмарку. Жареные орехи. Овечки. Господи, как же было здорово! Они приехали довольно рано и пробыли там до вечера. Вечером стало прохладно, и он купил ей накидку у мексиканки с накрашенными бровями. Они смотрели реконструкцию сражения гражданской войны. Четверо мужчин собрались вокруг огня. Они грели руки и пытались что-то изображать. «Надежда ярмарки, – хмыкнул Гарри. – Чертова американская мечта!» Вокруг них толпились девушки в майках и черных кроссовках, ревели трактора, пони таскали повозки с детьми, парни в комбинезонах тащили быков. Нони гадала, что печальнее – парни или коровы. Повсюду она видела великолепные помидоры, невероятно огромные початки кукурузы. Здесь можно было покататься на слонах или верблюдах. Мужчины, рожденные, чтобы умереть, вели на поводу пони. Гарри и Нони смотрели на все это с отстраненностью интеллектуалов, принадлежащей им по праву рождения. Где в тот день была Мэриен? В Сан-Франциско. Точнее, в Кентфилде. Такие женщины всегда в таких местах, о каких вы и не слышали. Если думаешь, что Париж весной – идеальное место, всегда находится более подходящее место, куда следует ехать в марте.

Они ели немецкие колбаски и горячую кукурузу, и яблочные оладьи. Подбородок Нони блестел от четырех разных видов масла. По бороде Гарри можно было точно представить весь его вечер. Они не поехали к нему трахаться. Нони было так хорошо, что она смогла притвориться скромницей. Ей казалось, что в тот вечер он любил ее, что маятник, наконец-то, начал раскачиваться. На последней электричке она вернулась домой, в город, сказав, что ей нужно работать. Но именно в тот день она решила поселиться за городом. Всегда бывают дни, когда влюбляешься в какое-то место и думаешь, что именно этого тебе недоставало. Ты принадлежишь этому месту. Солнце здесь всегда будет светить именно так. Люди всегда будут улыбаться, они будут американскими индейцами и обычными американцами, а ты не будешь думать, кто они в своих тяжелых ботинках и за своими широкими улыбками.

Сейчас же, проезжая мимо ярмарки, она впервые за два года почувствовала себя сильной, уверенной и самореализовавшейся, как в тот день. Хозяйкой собственной жизни. Конечно, это была ложь. Власть все еще принадлежала чему-то со стороны. Тому листку бумаги, той встрече, на которую она ехала.

Нони вошла в кабинет адвоката спокойно и уверенно. От нее ничем не пахло. Мэриен вошла следом, как всегда. На ней был кремовый шерстяной костюм и сапоги для верховой езды. Две женщины, которые никогда не были настоящими соперницами, неожиданно оказались большей противоположностью друг другу, чем думали сами. Гладиаторы в послеобеденных, постапокалиптических катакомбах Манхэттена – Манхэттена, переживавшего смерть одного из своих великих интеллектуалов. Конечно, он снова станет прежним, но не в первый месяц вдовства. Нони смотрела на Мэриен, Мэриен смотрела на Нони. Адвокат предложил им сесть и прочел то, что они обе уже знали.