– И да… и нет, дитя… Я его не знаю… И все же знаю его слишком хорошо. Если бы только мы могли покинуть это проклятое пристанище прямо сейчас! Будь проклята глупая злоба, что первой спровоцировала эту ужасную вражду, которую не могут унять никакие жертвы и страдания. И даже церковные обряды не способны изгнать или хотя бы ослабить ее! Негодяй пришел издалека с несомненной целью – уничтожить мою последнюю надежду, загнать нас в последнее убежище и с триумфом развеять в пыль руины нашего дома и остатки нашего рода. Что помешало этому глупому священнику, почему он прекратил визиты? Неужели
Алиса молча смотрела, как слезы отчаяния катятся по бледному и взволнованному лицу отца.
Это происшествие тоже осталось тайной, и Уна так ничего о нем и не узнала.
Глава VI
Голоса
Вскоре Уна, непонятно почему, начала терять присутствие духа и бледнеть. От ее веселья и резвости не осталось и следа! Никто больше не слышал ее песен. Она мало разговаривала с сестрой и больше предпочитала одиночество. Однако на расспросы отвечала, что чувствует себя хорошо, вполне счастлива и произошедшую с ней перемену объяснить не может. Кроме того, девушка стала странной и упрямой в мелочах, замкнутой и холодной.
Из-за этого Алиса ощущала себя очень несчастной. В чем причина такого отчуждения – не обиделась ли на нее младшая сестра? Но Уна никогда раньше не держала обиды дольше часа. Что могло так изменить всю ее натуру? Могло ли это быть предвестником надвигающегося безумия?
Раз или два старшая сестра со слезами и мольбами убеждала младшую раскрыть секрет ее изменившегося настроения и поведения. Уна слушала Алису с молчаливым удивлением и даже подозрением, а затем пристально смотрела на нее и, казалось, была готова все рассказать. Но затем серьезный взгляд ее распахнутых глаз скользил вниз, к полу, и на лице появлялась странная хитрая улыбка, и девушка начинала что-то шептать себе под нос. Эта улыбка и шепот сильно озадачили Алису.
Сестры ночевали в одной спальне – комнате в выступающей башне, которую по прибытии, когда бедняжка Уна была еще такой веселой, они завесили старыми гобеленами и чудесно украсили, вложив в убранство все свое мастерство и фантазию. Однажды ночью, когда девушки ложились спать, Уна сказала, будто разговаривая сама с собой:
– Это моя последняя ночь в этой комнате… Я больше не буду спать вместе с Алисой.
– Что же сделала бедная Алиса, Уна, чтобы заслужить такую немилость? – удивилась старшая сестра.
Уна посмотрела на нее с любопытством и отчасти испуганно, а затем странная улыбка скользнула по ее лицу, как отблеск лунного света.
– Моя бедная Алиса, кто сказал тебе, что ты имеешь к этому отношение? – прошептала она.
– Почему тогда ты говоришь о том, что больше не будешь спать здесь со мной?
– Почему? Алиса, дорогая, нет никаких «почему», нет никаких причин – я просто знаю, что так должно быть, иначе Уна умрет.
– Умрет? Уна, дорогая! Что ты имеешь в виду?
– Да, милая Алиса, действительно умрет. Мы все когда-нибудь должны умереть, ты знаешь, или… или претерпеть изменения. И мое время близко – очень близко, – если я не буду спать отдельно от тебя.
– На самом деле, Уна, милая, я думаю, ты и вправду больна, но не смертельно.
– Уна знает, что ты думаешь, мудрая Алиса, но она не сумасшедшая – напротив, она проницательнее других.
– А еще – печальнее и страннее, – нежно продолжила Алиса.
– Многие знания – многие печали, – отозвалась Уна и посмотрела через комнату сквозь свои золотые волосы, которые расчесывала, в окно – туда, где виднелись верхушки огромных деревьев и неподвижная листва долины, залитой туманным лунным светом. – На этом достаточно, дорогая Алиса, просто так должно быть. Кровать Уны надо убрать отсюда, не то ее кроватью скоро станет холодная могила. Смотри, я перееду совсем недалеко, в ту маленькую комнату.