Призрак Малого Льва (СИ)

— Ему десять тысяч лет. Из них минимум три тысячелетия он занимался Магустой. Если не верить ему, то кому же?

— Никому.

— Это значит, сидеть, сложа руки.

— Папа… даже если он прав, этот Дарий, все Прыгуны никогда не согласятся. Кера они просто не возьмут, он убийца. Рицию Леций не пустит. Би Эр совсем ослаб. Вас будет только пятеро в лучшем случае. Это огромный риск, если не самоубийство.

— Знаешь, он сказал, что главное — ее не бояться.

Эдгар сидел и пытался понять, о чем речь. Про Магусту он слышал, про Прыгунов тоже. Но кто такой Дарий, которому десять тысяч лет? И когда дед умудрился с ним встретиться?

Дед удивил его еще на Желтом острове, сейчас Эдгар вообще перестал что-то понимать.

— Папа, — сказала мать, — мужчинам часто не хватает осторожности. Я честно тебе скажу: я чувствую, что это плохо кончится.

Эдгару понравилось, что мадам назвала Ричарда папой. И вообще перестала ломаться. За это он многое готов был ей простить.

— И я боюсь за тебя, — добавила она.

«Молодец», — подумал Эдгар, — «родителей надо любить».

— И не только за меня, — усмехнулся Ричард.

А эта фраза Эдгару совсем не понравилась. Он напряженно ждал, что ответит мать.

— Разумеется, — вполне жестко, своим привычным тоном сказала Ингерда, — если я разочарована в нем, это еще не значит, что я его разлюбила.

«Это что-то новенькое», — неприятно удивился Эдгар.

— Это всего лишь твое упрямство, — сказал Ричард.

— Это всего лишь моя единственная в жизни любовь, — с вызовом ответила мадам.

— Леций Лакон?

— Да, Леций Лакон.

— Думаю, мне найдется, о чем с ним поговорить.

— Только попробуй!

Эдгар понял, что если он не вмешается сейчас же, они снова могут поссориться. И неизвестно, сколько лет эта ссора продлится. Остальное как-то померкло рядом с этой угрозой. Какой-то Леций, какая-то ее единственная любовь… Он вскочил и буквально ворвался в дверь.

— Где она?! Где, где, где она?!

Они оба вздрогнули и уставились на него.

— Ты о ком, Эд?

— Где?! — вопил он с выпученными глазами, нервно заглядывая во все двери, потом встал на четвереньки и полез под диван, на котором сидела мадам, — где она, черт возьми?!

— Сынок, что случилось? — обеспокоено спросила мать, поджимая ноги, — что ты потерял?

— Что вы сидите?! — рявкнул Эдгар, — ищите!

Дед подошел, постоял рядом, потом тоже полез под диван.

— Что ищем-то?

— Ну, эту, господи, как ее… большую такую, красивую…

Он заскулил как будто от досады.

— Сыночек, не волнуйся так, — не на шутку разволновалась Ингерда, — мы найдем. Только скажи что.

— В самом деле, — добавил дед, заглядывая уже под другой диван, — искать надо методично и без нервов.

Кажется, они уже забыли, о чем разговаривали. Эдгар встал и отряхнул пыль с колен.

— Всё, — сказал он, — испарилась. А жаль. Красивая была. Просто космического масштаба!

— Кто? — строго посмотрел на него дед, хорошо зная своего внука и уже чувствуя подвох.

— Идея, — признался Эдгар.

— Так. Это я, значит, за идею тут на карачках ползал?

— Дед, за идею люди даже на костер идут.

— А ты догадываешься, — усмехнулся Ричард, — куда сейчас пойдешь ты?

Эдгар честно смотрел ему в глаза.

— Ну, ты же не будешь так грязно выражаться? Ты сам меня учил, что так говорить нельзя.

Мать сидела на диване, поджав колени, и тихо посмеивалась.

— Иди пока в баню, артист, — вздохнул дед, — у тебя вся голова в песке.

Удовлетворенный Эдгар довольно улыбнулся и пошел по лестнице на второй этаж. В ванной у него было, о чем поразмыслить. Он лежал под струями блаженно-прохладной воды и пытался поставить себя на место матери. Если это удалось с марагом, то почему не получится с земной женщиной? Обыкновенная женщина, такая же, как все. Пора это осознать, наконец.

Почему-то именно ее он всегда боялся и никогда не мог понять. Когда она прилетала, у Эдгара тут же появлялся комплекс неполноценности. Хотелось непременно доказать, что он что-то смог, а никаких достижений не было. А если и были, то ей совершенно непонятные. Если бы он учился в Звездной Академии, побеждал на соревнованиях, был плечистым красавцем с ясным взором, ей бы это понравилось. Таким она его задумала, а выросло совсем не то.

Эдгар вдруг понял, что перерос свою обиду, он открыл в себе что-то гораздо большее, чем красота и сила. Он только начинал это нащупывать и осознавать и не избавился еще от удивления, но уверенности в себе прибавилось. Он попробовал представить, что Ингерда Оорл не мать ему, а просто маленькая девочка. Ведь была же она когда-то маленькой девочкой? Все взрослые люди были когда-то детьми, а многие остаются ими до конца своих дней, только скрывают.

Это получилось очень просто. Эдгар в самом деле почувствовал совершенно детскую беспомощность, обиду и недоумение. Тоску. И такое знакомое ему чувство, когда от тебя отказываются. Бросают, отрекаются. И не потому, что не любят, а просто потому что так надо. «Что посеешь, то пожнешь», — подумал Эдгар, — «как же мы с тобой похожи, мамуля…»