Призрак Малого Льва (СИ)

С дедом все оказалось сложнее. Эдгар не понял ничего, кроме того, что тот находится в состоянии поединка. Ричард был в таком напряжении, словно ждал, что на него сейчас бросится разъяренный тигр. Именно такие возникли ассоциации. Пробыть даже полминуты в шкуре деда Эдгар не смог.

Все это было странно. Никаких смертельных схваток, как будто, не предвиделось, до Тритая было еще далеко, да и непохоже было, что дед волнуется.

В недоумении Эдгар попробовал еще раз, представил себя Ричардом Оорлом и скоро обнаружил, что стоит в ванной на четвереньках и скалит зубы, как недовольный, потревоженный тигр. Все это как-то не вязалось с образом его терпеливого, насмешливого деда. «Или я перенапрягся», — продумал он, — «или…»

Вечером вернулась Зела. Она грустно сказала, что больше в театр не вернется. Ей уже подобрали замену на ее роли. Она попила чай и даже не стала ужинать. Видеть ее грустной было больно.

Бабулю Эдгар обожал. Он не выносил ее отсутствия больше суток. Ему надо было видеть ее, слышать ее, прикасаться к ней. Он готов был ходить за ней тенью, лишь бы не терять ее из вида. Это было неудивительно: она была самая красивая, самая ласковая, самая талантливая, самая чуткая… и полюбила его сразу, без всяких условий. Прижала к себе и больше уже не отпускала.

Ему было пять лет. Мать привезла его в Космопорт встречать дедушку и бабушку с далекой планеты Пьеллы.

— Постарайся им понравиться, — сказала она, — ты будешь с ними жить.

— А ты, мама?

— А я буду летать.

— Я тоже хочу летать!

— Ты еще маленький.

— Я не хочу с ними жить!

— Эд, они тебе понравятся.

Они прошли через таможню. Мужчина Эдгару не понравился. Он показался слишком строгим и серьезным. И слишком много на нем было каких-то угрожающих заклепок, пряжек, значков и прочих знаков отличия. Но женщина! У нее были золотые, солнечные волосы и прекрасная, совершенно счастливая улыбка, когда она смотрела на него. Как у доброй волшебницы. Эдгар растаял и раскрыл рот от удивления. Неужели вот эта сказочная тетя — его бабушка?! Он видел много бабушек, молодых и старых, но такой не было ни у кого.

— Ричард, посмотри, какой чудесный мальчик, — сказала она и взяла его на руки.

Этот чудесный мальчик попортил им много крови, но одно было неизменно: он ее боготворил.

Зела в легком домашнем халатике сидела перед зеркалом. Эдгар устроился у нее в ногах, понюхал ее флакончики с косметикой, попудрил себе нос, пригладил свои вихры и рассказал ей что-то смешное, чтоб она улыбнулась.

— Сударыня, — сказал он, когда она вышла из своего состояния невосполнимой утраты, — разрешите задать вам всего один вопрос.

— Какой? — Зела посмотрела на него с улыбкой.

— Серьезный.

— Можно и серьезный. Что вас интересует, юноша?

Эдгар посмотрел ей в глаза.

— Только одно: кто ваш муж, сударыня?

Зела долго молчала, пытаясь оценить глубину вопроса.

— Вы сами-то знаете, кто ваш муж? — уточнил он.

— Я — знаю, — серьезно ответила она.

— Тогда почему не знаю я?

Она отвела взгляд, потом снова посмотрела на него.

— Очевидно, потому что у вас не слишком доверительные отношения. Насколько мне известно, ты сам этого хотел.

Он не знал, чего хотел, точнее, мало задумывался над этим. Ему просто было неприятно, что в его семье от него есть секреты.

— Я просто не люблю, когда меня воспитывают.

— Ты пытаешься понимать других, Эд. Но совершенно не желаешь, чтобы понимали тебя. Хочешь остаться для всех тайной за семью печатями. Тогда смирись с тем, что у других тоже есть тайны.

— А у тебя?

— И у меня.

— Понятно.

Стало совсем гнусно. Как будто он ходит впотьмах, а все над ним посмеиваются. Как будто не дорос. Эдгар встал, встрепенулся, смахнул с носа пудру.

— Пойду, постараюсь уснуть, пока Осоэзовуо не развопился.

— Он не вопит, он поет, — заступилась за соседа Зела.

— Нет, бабуля, — покачал головой Эдгар, — это крик души. И я теперь знаю почему. Он, бедолага, любит сразу трех женщин. Еще бы тут не взвыть…

* * *

Экспедицию на Тритай он воспринимал, как забавное приключение. Сначала все тайком пробирались на антиграв. Мадам получила у диспетчера разрешение на грузовой рейс. Пока распихивались по трюмам грузы, все тихо сидели в одной каюте: и дед, и бабуля, и Коэм, и куколка-Лауна.

Девушка была в тоске и волнении. Эдгар ощущал это всем телом. Впрочем, весь ужас ее положения и умом было понять несложно: отец был в плену, его, очевидно, пытали, больше родни у нее не осталось, а Коэм явно не собирался на ней жениться. И чего ему не хватало, этому заумному лисвису? Как можно было без памяти не влюбиться в такое прелестное белокурое создание, прожив три месяца под одной крышей? Этого Эдгар не понимал. Он смотрел на узкое колено сидевшей рядом Лауны, и ему хотелось его погладить.

После того, как все входы были наглухо задраены, Ингерда развела всех по отдельным каютам. Он попросился с ней в рубку. Это было против правил, но мадам все-таки позволила ему занять кресло третьего пилота. Эдгар сел, как заправский космолетчик, пристегнулся и с восторгом смотрел, как вспарывает антиграв толщу облаков.