Она поцеловала Ольгерда, замершего в кресле с опущенной головой, погладила его белые волосы. Когда-то одноклассницы приставали к ней, чтобы познакомила их со старшим братом. Ингерда ревновала его ко всем девчонкам, считая, что он принадлежит только ей. Потом появилась Алина и завладела им полностью. С тех самых пор у них начались бесконечные ссоры и препирательства. Он и не догадывался, что младшая сестренка просто ревнует и поэтому все делает ему назло. Как же она была глупа и наивна!
А отца она любила без памяти. Она боготворила его! Ингерда встала над Ричардом, уснувшим прямо за столом. Седая голова его лежала на согнутых локтях. Она погладила его волосы. Почему-то стало жаль его, как мальчишку. Отец постарел, но даже не считал нужным свою седину закрашивать, как делали многие в его возрасте. Наверно, считал это бесполезным занятием.
— Спи, папочка, — вздохнула она, — отдохни. Ты много для меня сделал, теперь моя очередь. Хватит мне порхать бабочкой на садовом цветке. Прости меня за все…
А Леция она просто долго целовала, куда попало: его лицо, куртку, руки, молнии на карманах… Он сидел на ковре, прислонившись спиной к стене, голова упала на грудь, беспомощный Леций, спящий Прыгун, который принадлежал сейчас ей безраздельно.
Ей не хотелось этой власти. Просто больно было расставаться с ним снова и теперь уж навсегда. Покрыв поцелуями его лицо, она встала, вытерла защипавшие глаза и в последний раз оглядела комнату. Тянуть дальше было некуда. Через полчаса все должны были проснуться.
— Прощайте, — тихо сказала Ингерда и осторожно прикрыла за собой дверь.
Красный туман поднимался по лестнице к лифту. Она больше не хотела думать и решаться. Выбор давно был сделан. Ингерда вздохнула и шагнула вниз по ступеням в этот красный свет.
За границей красного тумана было светло. Свет был обычный — голубовато-белый. Впереди лежала бесконечная равнина, и по ней навстречу Ингерде шел человек. Рослый, плотный мужчина со светлыми завитками волос вокруг лысины. Лицо было суровым.
Она обернулась. Назад пути уже не было. Ступени лестницы исчезли. Красная граница отделяла ее от привычного мира. Вот тут ей впервые стало по-настоящему жутко. Она перешла рубеж, и багровый шар поглотил ее.
Мужчина остановился шагах в десяти.
— Я Борфау, — сказал он по-аппирски, — Доминант.
— Очень приятно, — тоже по-аппирски пробормотала она.
— Странно, что ты пришла первой, женщина.
— Так вышло.
— Ты ведь не Прыгунья?
— Нет, конечно.
— Зачем же ты здесь?
— Кто-то же должен был…
— Не переживай, — усмехнулся Борфау, — Прыгуны пойдут вслед за тобой.
— Как?!
— Очень просто. Никто не вырвется.
— Но почему?! Неужели вам мало меня?
— Так надо. Не кричи. И приготовься. Сейчас ты пойдешь со мной.
Ингерда в ужасе смотрела на него.
— И что я должна делать?
— Не мешать мне.
Борфау стоял, скрестив руки на груди, как памятник Эриху Второму. Его длинная тога стала стекать с него белым киселем.
— Но объясни мне хотя бы! — взмолилась Ингерда.
— Зачем? — сказал он, — скоро ты станешь нами и все поймешь сама.
— Вами?..
Она обречено смотрела на подползающий к ней белый кисель.
— Ты аппирка? — вполне доброжелательно спросил Доминант.
— Нет, — покачала она головой, — я землянка.
— Как же ты попала на Тритай?
— Очень просто. На звездолете. Я капитан.
— О! Нам пригодятся твои впечатления. Неужели женщины бывают капитанами?
— Я такая одна в Космофлоте. Ингерда Оорл.
— Ингерда?! — Борфау выпучил глаза, — Ингерда Оорл?!
У него стало что-то происходить с лицом. Оно сужалось и расширялось, как в кривом зеркале. То же самое стало твориться с его телом. Цвет тоги все время менялся. Доминанта раздирали изнутри какие-то силы, с которыми он не мог бороться.
Ингерда с ужасом смотрела на эту борьбу, не понимая, кто это прорывается сквозь оболочку Доминанта, и чем это грозит ей. Он что-то кричал, ревел, рычал, стонал, хрипел. Наконец сдался.
— Доченька! — услышала она вдруг, — деточка моя!
Большего потрясения она, пожалуй, не испытывала за всю свою космическую карьеру. Перед ней из бесформенного, извивающегося тела возникла ее мать, Шейла Янс. Ее мать в том самом синем десантном костюме, в каком и погибла на Альдебаране почти тридцать лет назад. Шейла Янс с последних снимков, что привез отец.
— Ма-ма! — визгнула Ингерда, совершенно ошалев, — ма-а-а-а-ма!
— Стой, — покачала Шейла светлой, коротко остриженной головкой, — не подходи ко мне, не прикасайся, детка.
— Мама, это ты?!
Они смотрели друг на друга.
— Даже не знаю, что тебе ответить, — грустно улыбнулась мать, — сейчас это я. Мы все — это я. Не бойся. Я не позволю им тронуть тебя.
Все это было похоже на бред.
— Господи, как же так? — пробормотала Ингерда, — значит, ты не погибла?
— Погибла.
— Ох…
— Не бойся. Сейчас я — Магуста. Я не трону свою дочь.
— Мама, ты выпустишь нас всех? — спросила Ингерда с изумлением и неясной надеждой.
— Кого вас, детка?
— Отца, Ольгерда, Прыгунов?
У Шейлы на лице появилась боль.
— Ольгерд тоже здесь?
— Конечно, мама!
— И… Ричард?
— Да.
— Я не смогу долго оставаться Доминантом, — сказала мать, — вы должны успеть вырваться и разбежаться в разные стороны.