Таково было мнение Перса насчет господ Дебьена и Полиньи. Я спросил его об их преемниках – меня удивило, что в «Воспоминаниях директора» господин Моншармен, так подробно излагая все, что связано с П. О., в первой части, ничего или почти ничего не сказал о нем во второй. На что Перс, знавший эти «Воспоминания» так, будто сам написал их, заметил мне, что объяснение этому можно найти, если как следует поразмыслить над строками, которые Моншармен посвятил Призраку во второй части. Вот эти строки, представляющие для нас наибольший интерес, так как здесь весьма ясно изложена известная нам история с двадцатью тысячами франков:
«По поводу П. О. – в начале „Воспоминаний“ я привел некоторые странные и фантастические версии, связанные с ним, – я добавлю только одно: мистификатор очень благородным жестом вознаградил нас за все неприятности, причиненные мне и моему уважаемому коллеге. Должно быть, он решил, что есть предел всякой шутке, особенно когда цена ей столь велика и к делу привлекают комиссара полиции; и вот через несколько дней после исчезновения Кристины Даэ, в ту самую минуту, когда мы назначили в нашем кабинете встречу господину Мифруа, чтобы рассказать ему обо всем, мы нашли на письменном столе господина Ришара в красивом конверте, на котором красными чернилами было написано: „От П. О.“, ту солидную сумму денег, которая перед этим была так ловко, почти играючи, вытянута из директорской кассы. Ришар тотчас предложил покончить с этим делом и забыть о нем. Я согласился с мнением Ришара, ибо, как говорится, „хорошо то, что хорошо кончается“. Не правда ли, мой дорогой П. О.?»
Очевидно, Моншармен, особенно после того, как деньги были возвращены, продолжал считать, что он какое-то время был игрушкой буйного воображения Ришара, а Ришар, со своей стороны, не переставал думать, что Моншармен в отместку за какие-то проделки выдумал историю с П. О.
Это был подходящий повод спросить у Перса, каким способом Призрак забрал двадцать тысяч франков из кармана Ришара, несмотря на английскую булавку. Тот ответил, что не вникал в эту незначительную деталь, но что, если бы я собственноручно обследовал то место в кабинете директоров, я бы, конечно, нашел ключ к разгадке прямо в директорском бюро, и напомнил, что Эрика не зря называли «любителем люков». Я обещал Персу, как только выкрою время, провести тщательное расследование этого случая. Читателю же хочу сразу сообщить, что результаты моего расследования оказались в высшей степени удовлетворительными. Я и не надеялся найти столько неопровержимых доказательств реальности феноменальных деяний, многих событий и фактов из жизни Призрака.
Да будет вам известно, что бумаги Перса, письма Кристины Даэ, записи, которые я сделал со слов бывших сотрудников Ришара и Моншармена, малышки Мэг (неподражаемая мадам Жири, увы, уже скончалась) и Сорелли, живущей ныне на покое в Лувесьене, – одним словом, все, что доказывает существование Призрака, все, что я собираюсь сдать в архивы Оперы, подтверждается несколькими важными открытиями, которыми я некоторым образом могу гордиться.
Однако я так и не смог побывать в доме на озере, поскольку Эрик окончательно уничтожил все тайные проходы к нему (хотя я уверен, что туда несложно проникнуть, если откачать из озера воду, что я неоднократно просил сделать руководство Академии изящных искусств)[17]
; правда, я все-таки нашел тайный ход коммунаров – мрачный коридор с обветшавшими, а кое-где и разрушенными дощатыми стенами и потолком, я даже отыскал люк, через который Перс и Рауль попали в подземелья театра. В каземате коммунаров я нашел множество инициалов, нацарапанных на стенах заключенными, и среди этих инициалов были буквы «Р. Ш.». Не могло ли это означать «Рауль де Шаньи»?! И сегодня буквы еще хорошо видны. Разумеется, на этом я не остановился. На первом и третьем подземных этажах я нашел два люка с вращающейся крышкой, неизвестные рабочим сцены в Опере, где используются только люки с горизонтальным скольжением.